Четыре угла

На миг Роберт задумался. Если бы он сразу после встречи с руководителем этого свинарника ушел, судьба покрутила бы пальцем у виска и назвала бы его неудачником. А если они встретились – это непременно знак. Теперь, увидев Полину, Роберт не сомневался в правильности своих действий. Мысль уйти из общего с Воронцовым бизнеса уже несколько месяцев не давала спокойно спать. Нет, он не собирался окончательно рубить канаты, но хотелось начать сначала. Выкупить дешевый захудалый кабак и сделать из него чертову конфету. Их общие с Алексеем Воронцовым клуб и кофейня налажены. Дивиденды никто у него не отнимал, а руки чесались. Чесались всё сделать самому, без гребанной обаятельности Воронцова. Без его налаженных связей и умения влезть в задницу без мыла своей харизматичностью. Он хотел сам. Самостоятельно. Не зря же Гризманн окончил вуз с красным дипломом. А тут вот… Полина вернулась…

– Ты… надолго? – откашлялся в кулак, маскируя волнение.

Как же Роберт боялся задавать этот вопрос. И узнать хотелось до скрежета зубов, и услышать ответ было страшно…

Полина опустила лицо, сжала и разжала кулак. Перевела взгляд на бармена, который поглядывал на нее с осуждением, и вновь посмотрела на Гризманна.

Роберт стушевался, подтянулся, следом сгорбился. Он не знал, как сидеть, куда наклонить голову и как вести себя с ней.

Полина смотрела на него слишком глубоко. Не поверхностно, как раньше. Не как та смущенная непресыщенная девчонка, пряча робкие улыбки и взгляды.

Она смотрела на него как стерва: с поволокой и холодом, самодостаточностью и превосходством. Теперь он чувствовал себя перед ней юнцом, девственником на дискотеке старшеклассников, где твои одноклассницы-одногодки уже везде оформленные девушки, а у тебя брюки из детского мира.

– Не знаю, Роб, – Полина потянулась за бокалом и опрокинула в себя остатки виски. – Я в отпуске и еще не планировала, как буду его проводить.

На самом деле Полина не собиралась вдаваться в подробности, что три дня назад она приехала на родину ради матери. И если бы не сегодняшняя операция на глаза, девушка еще тысячу лет решалась ступить на родную балтийскую землю. Сколько она проведет в Калининграде времени, Полина не знала. За четыре с лишним года она впервые ушла в отпуск, скопивший множество отгулов и выходных, непривычно растягивающих ее будничные дни.

Столько бесполезного свободного времени. Зачем оно нужно? Куда его девать, на что тратить?

На работе не было возможности жить: рутина забрала Полину в рабство, отняв эмоции, чувства и мысли. Так день пролетал незаметно, и сил не оставалось, чтобы думать и тосковать. А в отпуске сложно. Приходится жить, только бы вспомнить, как это делается…

Гризманн следил за каждым движением Полины, за каждой эмоцией, чтобы не пропустить ничего, чтобы впитать в себя как можно больше, и дома, когда он останется наедине с собой, в душе или же в постели он смог… Зараза.

Это ни черта не по-дружески…

Пока Роберт прикидывал, как сделать так, чтобы отпуск Полины продлился в их родном городе дольше, девушка открыла маленькую сумочку и вытащила пачку сигарет и зажигалку.

Чиркнула и затянулась, не переставая смотреть Роберту в глаза.

Полина редко курила.

В особые нервные моменты, когда равнодушие начинало сбоить. Но сейчас она курила намеренно.

Специально наглядно давала понять Гризманну, что той чистой Полины больше нет. Чтобы не проводил параллели и не сравнивал.

Перед ним другой человек…

– Изменилась? – выпустив сизый дым, Полина сощурила глаза.

Очень!

Роберт очертил круг лица Полины взглядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не опустить его ниже, где несказанно манили оголенная шея и вырез белой футболки.

Очень изменилась.

Поля всегда для Гризманна была яркой и привлекающей внимание при всей своей простоте. Интеллигентная, скромная яркость…

Сейчас она ослепляла. Тоже яркостью, но другой: настроенной в фильтре для обработки фотографии. Сделанной, искусственной… Но по-прежнему привлекающей внимания. Он же не прошел мимо. Вновь, как пять лет назад, зацепился взглядом за нее, вычленил, выделил…

Всё внутри Роберта протестовало, вело борьбу друг с другом: не заметить изменений в Полине можно было только слепому.

Она другая… она вся другая.

И дело даже не в том, что ее волосы стали на несколько оттенков темнее, а длина их короче. Совершенно не в том, что черты лица заострились, акцентируя скулы и губы, не в том, что явная худоба позволяет разглядеть каждую выступающую косточку, а голос стал твердым и давящим… Это всё такие мелочи, по сравнению с тем, что взгляд – холодный и уставший, поведение, повадки и пристрастия стали чужими. Перепрошитыми… И это не нравилось Роберту. Но то, как бешено заходилось его сердце при этой, другой Полине, говорило, что сердцу плевать, оно выбирает её снова.

– Ни грамма, – соврал Гризманн и улыбнулся. Тепло и уютно. Чтобы дать понять, что зажатая в пальцах сигарета ничего не меняет в его отношении.

– Обманываешь, Гризманн. Но принимается, – возвратила в ответ полуулыбку. Подтянула к себе пепельницу и затушила сигарету.