Четыре угла коварства

– Нет-нет, меня все устраивает. А почему фуа-гра дрянь?

Ольга улыбалась, она пришла в восторг от того, как умеет Рима разговаривать, не хамит, не раздражается, голос тихий, а перед этой женщиной, фигурально выражаясь, падают ниц. Тем временем Рима объясняла свою нелюбовь к блюду:

– Чтобы паштета сделать много, нужна большая печень. Поэтому гусю насильно заталкивают кукурузу под завязку. Процедура садистская, гуся держат за голову, вытянув ему шею, в клюв вставляют воронку, туда сыплют кукурузу и встряхивают бедную птичку, чтобы протолкнуть зерно. Гусь в результате становится жирным, печень его разрастается до невероятных размеров, то есть распухает от цирроза. Из этой циррозной печени делают фуа-гра. Хотите?

– Нет, увольте, – рассмеялась Ольга. – Теперь никогда… О! А вот и ваш верный рыцарь идет.

– Да дерьмо он, а не рыцарь, обыкновенный альфонс, – окатила ее Рима цинизмом. – Кровь должна двигаться по жилам, а не застаиваться, для этого он нужен, ну и водителем у меня иногда служит, мелкие поручения выполняет. Слуга. Мой раб, мечтающий о восстании. Я сейчас отпущу его.

Ольга по-новому изучала молодого человека, уверенно шагающего по проходу между столиками, взглянула на него с позиции Римы. Внешне он, можно сказать, красив, а что там внутри у него – наверняка деньги, у Римы их страшно много. У нее все есть, кроме счастья, как показалось Ольге, впрочем, на этой земле мало кто бывает счастлив.

Кивком головы Эдик поздоровался с Ольгой, подсел к хозяйке и, взяв ее руку, приложил губы к пальцам, словно целует божество. В этом поступке, в его глазах, наполненных благоговением и преклонением, она увидела фальшь, а раньше Ольгу умиляла эта пара. Он повертел бутылку вина, спросил:

– Надеюсь, ты не сама выпила больше полбутылки?

Рима повернулась к нему, приложила палец к его губам, который он чмокнул.

– Эдик, у тебя столько дел, ты все переделал? Или голоден?

– Ни то и ни другое, – улыбался он.

– В таком случае я хочу с приятельницей посидеть.

– Как скажешь. Позвони, когда вы насидитесь, а я погуляю.

Так же, уверенно шагая и размахивая руками, он ушел, этой походкой можно любоваться долго, и не скажешь, что идет продажная душонка – альфонс, по меньшей мере настоящий принц вышагивал к выходу. Тем временем Рима выпила глоток вина, уперлась подбородком в соединенные кулачки и прикрыла веки. Официант принес блюда, поставил перед женщинами тарелки, но Рима не открывала глаз, а Ольга ужасно хотела есть, как-то неудобно первой начинать звенеть столовыми приборами, однако нашла каким образом растормошить приятельницу:

– Вы так негативно отозвались об Эдуарде… наверняка имеете повод так говорить, но все же зачем держите его подле себя? Не боитесь, что однажды он, к примеру, ограбит вас или что-либо хуже сделает?

Рима очнулась словно после глубокого сна, взяла вилку с ножом, улыбнулась Ольге и сказала, смеясь:

– Не боюсь, он пусть боится меня. Приятного аппетита. Должна сказать, риелтор, которого вы посоветовали, не внушает доверия. Сказал банальность, которую я слышу три года: тысячу триста квадратов трудно продать. Мой муж болел гигантоманией, это тяжелая форма шизофрении, а расхлебывать приходится мне. Какая жалость, хотелось бы побыстрее продать и уехать. Ну, как вам? Нравится?

– Да, похоже на котлету по-киевски. А это?..

– Запеканка из картошки. Везде все одинаково, названия разнятся.

Про себя Ольга с ней не согласилась, но спорить не стала, с царицами не спорят, их принимают такими, какие есть.

В возрасте люди часто страдают…

…от бессонницы, это истинное наказание, а за сим следуют последствия: сонливость не отпускает весь день, потом ночью повторяется все сначала. Мане не повезло заиметь нервную систему, как у Клары, та только легла – и храпит на весь дом почище мужика, потом жалуется, мол, спала плохо. Да чтоб все так плохо спали, как она. А Маня ворочается, мысли лезут, храп уши долбит, так и хочется запустить тапкой в Кларку. Пробовала гипнозом усмирить храп: встала рядом с диваном и водила руками над подружкой:

– Хватит храпеть, хватит… Спи спокойно, тихо…

Не помогло, пожалуй, храп стал круче. В конце концов Маня убегает от этих звуков в соседнюю комнату на перину, лежать-то на ней хорошо, но аллергия начинается, подружка не выбивала ее, наверное, лет сто.

И этой ночью Маня крутилась на постели, словно юла, частенько в таких случаях она поднимается, идет на кухню воды попить. Правда, здесь воспоминания о столбе добавляют жутких впечатлений, Маня каждый раз обещает себе поставить на ночь воду, но забывает, так как ложится в зале. И все идет по заданному кругу.

Маня встала с постели, посмотрела в сторону Клары и призналась ей вслух, спящей храпунье:

– Я теперь знаю, как совершаются преступления, мне тебя убить хочется, Кларуся, чтоб тебя в ад забрали черти, спать не даешь. Ладно, живи пока.