Читаем Четыре урока у Ленина полностью

Поздняя осень 1966 года - льет без конца дождь, словно серая сетка стоит перед глазами; холодно, выступают из берегов реки, наступает на берег океан, и это всего катастрофичней там, куда мы едем на быстрой французской "симке" (Simka). Пишу "мы", потому что спутник мой, представитель нашего агентства "Новости" в Париже, тоже заинтересован поездкой "по следам Ильича". Мимо, сквозь серую сетку, после выезда из предместья Сен-Клу, мелькают, как дети на параде, карликовые грушевые деревца с огромными, не по росту плодами; висячий туман над Сеной, цементные заводы - Ciments Francais - и нескончаемые надписи на стенах: "Мир Вьетнаму!", "Вон, американцы!".

В развернутой и колеблющейся от быстрого движения газете - почти то же самое: антиамериканские манифестации против Джонсона, открытие в Нью-Йорке террористического заговора против коммунистов, запуск нового советского "Спутника" - все это с явно выраженной симпатией к левым политическим силам. Журнальчик "Весь Руан" локальней. В передовице негодование по адресу тех, кто утверждает, что "Руан - мертвый город". Приезжайте, - и выбирайте жизнь по своему вкусу, приглашает журнал. За этим следует длиннейший перечень всего того, что происходит в преддверии зимы 1966 года в столице Нормандии: дюжинами зрелища, концерты, выставки, ярмарки, фильмы, традиционный бал в Руанском университете, возобновление чтений об учении "хатха-йога", юбилеи, конференции. Университет объявляет во втором семестре дискуссию "Молодежь нашей нации". Казалось бы, злободневнейшая тема, но в заключение дискуссии обещан фестиваль "об эротике в кино", и фильмы "О любви" и "Моника" Бергмана, - должно быть, чтоб привлечь публику на серьезный доклад.

Еще событие, на этот раз писательское. Общее собрание нормандских писателей, отчеты - финансовые и моральные, - выбор делегатов для поездки на север и юг департамента, шефство над постановкой памятника участнику "Сопротивления" и под конец товарищеский обед в гостинице "Англетерр" все так похоже на наши собственные писательские дела. И вдруг в этом маленьком местном журнальчике, вряд ли когда-нибудь проникающем за пределы Франции, необычайная хвалебная речь по адресу "изумительного советского фильма "Огненные кони". Тщетно стараемся мы припомнить, какой же это фильм у нас об огненных конях. И наконец находим подлинное его название, звучащее в латинской транскрипции так: "Тент забипих предков". И только ремарка "по роману Коцюбинского" объясняет нам, наконец, что речь идет о советском фильме "Тени забытых предков". Вряд ли подозревают скромные украинские постановщики, каких эклог удостоился в Руане их фильм, высоко поднятый даже над "Горящим Парижем", шедшим одновременно с ним. Над рецензией об "Огненных конях" стоят три звездочки и большая буква А (высшая оценка фильма), а в самой рецензии фильм аттестован как "не имеющий себе подобного, не похожий ни на какой другой, - все в нем свет, жизнь, краска - классические данные советской кинематографии, - праздник для глаз и для сердца"*. Позднее в Руане я увидела очередь на него перед кассой кино. Руанцы, как и множество простых людей за рубежом, остро отзываются сердцем на тот непроизвольный советский оптимизм (утро века), каким, подчас независимо от воли авторов, пронизаны у нас не только счастливые, но и печальные фильмы; за рубежом оптимизм - вещь дефицитная. Стоило бы над этим задуматься тем спесивым критикам, чужим и своим, кто презрительно клеймит этот оптимизм как нечто "нарочитое" и "официальное".

_______________

* Tout-Rouen, 29 octobre - 11 novembre 1966, p. 50.

Пока я перелистывала журнальчик, машина въехала в город-музей - и тут же стоп: в центре останавливаться негде. Мы обошли пешком весь Руан, компактный в своей архитектурной красоте; облазили три его жемчужины: собор Нотр-Дам, церковь Сен-Маклу и аббатство Сент-Уан; дали насладиться глазам старинными нормандскими домишками в деревянных, крест-накрест опоясывающих фасады переплетах, совсем таких, какими любовался Сергей Образцов в шекспировском Стрэтфордена-Эвоне, - сходство архитектур не случайно, ведь двадцать один год (1066 - 1087) Руан был столицей Англии.

От истории, сколько ни вертись, в этом клубке нормано-англо-французского сцепления удержаться было немыслимо. У аббатства Сент-Уан стоит массивная скульптура викинга Роллона, узкая (или кажущаяся узкой) в голове и плечах по сравнению с огромными слоновьими ногами, не ногами - стопами. Упершись ими в землю, он туда же, вниз, показывает толстым указательным пальцем: "Здесь мы останемся, господа и сеньоры". Все языческое, римское в Руане начисто смело в девятом веке норманнское завоевание. Потом пришли англичане.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное