Четыре войны морского офицера. От Русско-японской до Чакской войны

На мачте «Корейца» медленно и торжественно поднимается Императорский штандарт – черный двуглавый орел на желтом поле…

Глава четвертая, в которой герой рассказа нарушает законы Российской Империи, а читатель знакомится со старой корабельной мебелью

На «Гиляке» еще пахнет пороховым дымом от недавнего салюта. Повсюду – приподнято-радостное настроение после блестяще сошедшаго царского смотра. Офицеры суматошливо толкутся в кают-компании.

– Вестовые, отчего не накрывают к завтраку? – кричит старший офицер.

– Василий Константинович, проба наверху, – просовывает в двери голову дежурный офицер.

– Сейчас иду. Где командир?

– Господа, где же расписание шлюпок? Когда последняя шлюпка с берега?

– Тысячу раз говорил; последняя шлюпка отваливает с берега ровно в 12 ч. 30 м. Прошу, господа, не забывать, что съемка с якоря в 6 часов утра.

– Разрешите мне завтра прямо в Кронштадт – я приеду на «Дачнике».

Накатов завтракает на «Гиляке». За завтраком подается портвейн из Лейшиоса, херес из Кадикса, за кофе – мараски из Зары, прямо с фабрики. За трапезой вырабатывается план своза контрабанды. Путь – прямой и безопасный: с корабля – в военную гавань, там – на подводу, и прямо на вокзал.

После завтрака Накатов принимается за работу, а «гиляцкие» офицеры, кроме вахтенного и подвахтенного, торопливо, съезжают на берег. Съезжает и старший офицер, так как командир, готовясь на другой день уехать в двухнедельный отпуск, остается на корабле. В тесную каютку охранного катера, стоящего у левого трапа, вносятся ящики и бочонки, причем бочонков значительно больше, нежели ящиков. Каютка и кормовое помещение быстро заполняются, а на корабле остается еще порядочный запас. Придется вернуться еще раз.

«Экая обида, ну и навезли же контрабанды!» – думает Накатов, направляясь к трапу, чтобы сесть в катер.

По палубе гуляет командир корабля, небольшого роста крепыш, крепко и ладно сложенный, с заметной уже наклонностью к полноте, с красивым моложавым лицом брюнет, с коротко подстриженной, по-французски, бородкой. Увидев идущего к катеру Накатова, он задерживает его и говорит:

– Так вы вернетесь, чтобы забрать остальное? У меня еще порядочно осталось.

– Не беспокойтесь, Петр Иванович, все вывезу, – успокаивает его Накатов.

– А вы уверены, что все обойдется без недоразумений? Все-таки, знаете, будет как-то неловко, ведь я же командир корабля.

– Да уж будьте спокойны. Мне ли Петергофа не знать? Тут никакой таможней никогда и не пахло…

Охранный катер № 2 бежит в гавань, заметно осев кормой. В гавани – тишина и сонное царство; команды отобедали и отдыхают. На мостиках кораблей сонно маячат одинокие фигуры вахтенных сигнальщиков; на полубаках и шкафутах, в тени протянутых белоснежных тентов спят матросы, растянувшись на надраенной палубе, раскинув сильные руки и ноги.

Охранный катер, выплюнув скопившуюся в паровом свистке воду, долгим пронзительным свистом возвещает о своем входе в гавань. Две-три головы спящих на баке «Александрии» лениво приподнимаются – кого это Бог несет? – и вновь падают на импровизированные из могучих кулаков подушки. Привычным, заученным движением руки боцман, войдя в гавань, кладет лево на борт и с полного хода стопорит машину. По тихой воде гавани, расходясь углом от катера, бежит волна, бессильно разбивается о борт «Александрии» и заставляет чуть качнуться справа «Марево»», а слева «Разведчика» с «Дозорным».

У въездной калитки гавани стоит пустая подвода, подле нее – «гиляцкий» баталер. Перегрузки контрабанды с катера на подводу длится довольно долго, ибо команды на катере мало, а носить приходится довольно далеко, да и бочонки попадаются солидного веса. Накатов, присев на буртик катера, наблюдает за перегрузкой. Когда выносят последний бочонок, он устало подымается и говорит своему боцману:

– Я в этот рейс на «Гиляка» не пойду. Сходи ты, Лепляв-кин, один и забери все, что там осталось. Пока вернешься, и подвода успеет прийти с вокзала.

Катер уходит без командира, а Накатов идет в «холодный дом». Когда он проходить по коридору, из комнаты командира охранного катера № 1, соседней с накатовской, слышится голос ее хозяина, лейтенанта Кирпичова.

– Яков Корнеевич, это вы?

– Да, я. Что скажете, Михаил Нилыч?

Накатов заходит к своему коллеге и останавливается на пороге. Кирпичов, без кителя, в белоснежной рубашке с расстегнутым воротом, лежит на койке с книгой в руках. У изголовья кровати, на стуле, – пепельница, портсигар, спички и стакан холодного чаю.

– Ну что, свезли контрабанду?

– Свез, да не всю. Навезли такую уйму, что не мог забрать всю в один рейс. Пришлось послать катер вторично.

– А что вам дали за работу?

– Да ничего не дали.

– Как так? Ну, знаете, это уже безобразие! В прошлом году за такую же услугу мне «дианцы» презентовали бутылочку такого коньяку, какого вы и у Кюба не достанете. Не может быть, чтобы ничего не дали! Наверное, пришлют, когда вы все свезете.

– Да кто их знает; если пришлют, так разопьем вместе.