И Луиза внезапно поняла, что этот здоровенный мужчина в отлично сшитой одежде непонятно зачем пытается произвести на нее впечатление. Почти так же, как это пытался сделать Егор. И даже повод сходный, ведь с Егором она знакомилась именно что на городском катке.
Машина заурчала мотором — как большой-большой фамильяр, — плавно тронулась. За окнами потянулся город намного больше, намного целее Владивостока; яркий, ухоженный, красивый даже сквозь заряды снега. Все дороги здесь были гладкими, снег на них не залеживался. Луиза видела, почему: оранжевые машины щетками заметали его на обочины. Не попадалось ни разрушенных зданий, ни забитых досками окон; радовали глаз ровненько подстриженные деревья, красивые плиточные дорожки, тускло блестящие сталью парапеты и водостоки. Только небо над городом оставалось темно-серым, почти бурым — так же выглядело зимнее небо над Школой; и точно так же после взгляда на него хотелось отдать любые нашивки, награды, восхищенные взгляды мальчишек-волонтеров и даже вежливое внимание — особенно приятное, потому что без грамма услужливости — здоровяка-Джеймса… Даже это Луиза мигом разменяла бы на возможность просто вернуться домой!
А что там снова будут смеяться над ее неловким колдовством, над маленькой грудью… Девушка расстегнула теплую куртку и погладила пальцами серебряный витой обруч на шее, незамкнутые концы которого виднелись поверх воротника форменной рубашки. Гривна — за голову химе. Всем участницам памятной атаки… Теперь Луизе было наплевать на суждения посторонних. Кто там не был, тот ей не судья — а кто там был, поймет.
Машина замедлила ход и остановилась на большой площади, замкнутой черными остекленными снизу доверху фасадами. В городе, прикрытом от северных ветров горами, шторм ощущался много тише, чем на продуваемой полоске побережья. Вместо метели здесь падал добрый крупный новогодний снег; только вот с громадного экрана во весь многоэтажный фасад вещал не дедушка Мороз. И даже не местный его представитель, Санта-Клаус. С экрана говорил довольно молодой парень — постарше мальчиков-волонтерчиков, но сильно помоложе Джеймса. И одет он был в длинное, торжественное, церемониальное; и речь свою произносил в громадной колоннаде на солнечной площади, перед столь же неимоверным скопищем народа… Там, на площади, плавилось лето. Луизе на миг даже почудился запах пыльного раскаленного камня; но тут же наваждение исчезло. Здесь пахло морем и снегом. Довольно большое количество жителей Сиэтла слушало выступление парня в белом с тем же истовым вниманием; и столь же синхронно с людьми на экране здешние жители без колебаний преклонили колени. Луиза поняла, отчего стоит машина: водитель Фиори присоединился к церемонии, опустившись на колени, делая правой рукой ритуальный жест.
— Господин Бонд.
— Слушаю?
— Что это?
— Избрание нового Римского Папы. Слишком уж молод… — Бонд потер подбородок, — нет, конечно, предпосылки были, но… Не беспокойтесь, Фиори сейчас вернется. Он католик. Госпожа… Восьмая-красная?
— Да, правильно.
— Откуда вы? Ладно там кино про агента ноль-ноль-семь. Но не знать Папу Римского? Несмотря на смуглый цвет лица, вы не выглядите дикаркой из Африки или Желтых Морей. Где ваша страна?
— Если бы я могла объяснить… Она чем-то похожа на Францию. Не ту, которая сейчас. На ту, которая была раньше…
— Госпожа, ни слова больше. Ради бога, простите мою бестактность.
Мужчина выругался про себя. Девятая Республика. Мечеть Нотр-Дам де Пари. «Волки Мартелла». Пикардийский Халифат. Наполеон шестнадцатый… Кто там есть еще? Можно называть кого угодно, не ошибешься. Хоть подводные силы коммунистического Марса изобрети — окажется, что такое или уже было, или вот прямо сегодня провозглашено по си-эн-эн. Коммунисты, анималисты, «псы господни», роялисты, хиппи, гвардейцы Пятого Полка…
Разумеется, ничего похожего на ту Францию, «которая была раньше». Какой-то порядок на береговых базах, под железной рукой ООН. Прежде ООН равнялось «Америка», теперь ООН практически равно «Германия», а у этих не забалуешь. Орднунг.
Но вот за радиусом досягаемости базовых патрулей и корабельной артиллерии — первородный хаос. Европа не знала ничего подобного со времен гибели Римской Империи. А ведь там живут люди. У них рождаются дети. Которые ничего не слышали о планете Земля в целом, не ходили в школу, и даже в церковь, не бывали дальше околицы собственного поселения. И которые ощущают себя не землянами совсем, не европейцами, не французами даже — всего лишь поддаными местного вождя.
Джеймс вздохнул.
— Госпожа… В самом деле, извините. Любопытство меня когда-нибудь погубит.
Луиза поглядела на громадный экран, повешенный вдоль высокой стены дома. Парень в белом вовсе не благословение произносил. С таким лицом, как у него сейчас, Тенрю их в атаку водила! Кого же призывает атаковать этот новоизбранный верховный жрец?