Четыре возраста Нулизы-сан [СИ]

Лиловое стеклышко раскалывается, осыпается кусками, пропадает неведомо куда — Егору открывается большой зал, прекрасно знакомый всем курсантам. Внутри зала — слайды, модели, голограммы, неправдоподобно четкие цветные фотографии — и тут же черно-белая хроника, короткие фильмы, страшные в своей простоте и окончательности. Для базы Призыва нет ограничений ни в затратах, ни в сведениях. Все пути, все дороги открыты: хоть паруса Крузенштерна — хоть штаны Арагорна. Кто хочет быть утоплен, четвертован, за ребро на крюк повешенным — иди к нам! Все расскажем и покажем, еще и на тренажере попробуешь!

…А вот если человек пытается говорить с богом, так это почему-то не шизофренией — молитвой или медитацией называется. И теперь Егор дышит, как научили — а душа его странствует в Верхнем Небе и видит очередную картинку, очередной осколок — на сей раз глубоко-синий.

Синие волны — даже в ночнике холодные; резкие золотые полосы — «Тигры» с крыла запустили еще полдесятка ракет.

— … Оружия исполчаются, лезвия обнажаются…

Пара Младших решила цапнуть за коньки, начала всплывать под ногами второй тройки. Нельзя сказать, чтобы они не попали совсем — они не попали в центр строя. Гарпунов им навтыкали сразу, потом пришлось отвлечься на выскочившего поодаль Старшего с десятком «собачек» — те были умнее, сразу приготовились выстрелить. Но «Тигры» с крыла успели раньше, залепив по глубарям сперва заряд-осыпатель, а потом парочку термобарических. Огонь — единственное, чего глубинные боятся всерьез! Выжившие нырнули, попытались перебраться к первой тройке — а на чью торпеду при этом напоролись, некогда разбираться.

Коньки не для того, чтобы ходить по крылу — даже по воде без взвеси на них особо не разгонишься. Но выбора нет: Хранительница уже опомнилась, уже отдает приказы. Младшим — разойтись на стороны от летучей лоханки, принять форму кораблей и расстрелять береговую мелочь корабельными калибрами. Сама она сейчас проломит крышу салона, выскочит на простор и сметет с крыла человечков и всех их вонючие щекоталки… Хранительницу ложа северной принцессы не людишкам успокаивать! Удар — экраноплан содрогается — Нулевая, и без того слабо стоявшая на крыле, проваливается через выбитое остекление в кабину пилотов. Потеряв луну, на мгновение слепнет ночник. Пока срабатывает его подстройка, два «Тигра» помогают Нулевой подняться.

Из кабины пилотов пролом — коридорчик — еще пролом, побольше. А в том проломе ночник видит горячую спиральную пружину толщиной в дерево; пружина скручивается и разжимается, сотрясая громадный экраноплан. Гидрофоны коньков заполняет противный скрип лопающейся стали; гулко, раскатисто падают куски обшивки, зубцами внутрь прорывается палуба.

Трещинами покрывается синее стеклышко, и нет его!

Новый поворот калейдоскопа — и видит Егор совершенно иную палубу: из тиковой доски, исполосованную черными смоляными швами. По той палубе в бурых лужах разбросана половина высадочной партии — и командир морской пехоты, и командир пехоты обычной — но на борту «Виндиктива» нет случайных и лишних, никто не отступит — оба уцелевших трапа уже ударились в мол. Рассеивается весенний туман, двадцать третье апреля. Старый крейсер еще движется, обдирая кранцы; с морской стороны его прижимает бывший паром — да только батареи уже ожили, чуть-чуть осталось до того, как десант заляжет — а тогда все… «Постарайтесь надрать поганый хвост дракону…» Моторные катера уже черпают бортами воду, их палубы тоже заплыли бурым по щиколотку, и нет пока ни самолетов, ни радио, и только на небесах нас услышат… Выручай же, святой Георгий: триста футов до батарей — а там на штык возьмем!

— …Георгий! На связь!

Егор нажимает кнопку, чтобы ответить — привычный щелчок; только перед глазами опять накренившийся на корму экраноплан, а в наушниках вместо сипения инструктора — звонкий голос, девчоночий, знакомый:

— Седьмая, что там у вас?

— Есть Седьмая. Еще минута, эти суки вцепились зубами в мостик, мы сшибаем их, как яблоки в тире.

— Коньки держите. Пятая, на твоей стороне?

— Нарезали с десяток, остальные пока занырнули. Мы их ждем, не беспокойся.

— Третья, бери сколько есть гарпунов, и на крыло, «Тигры» помогут. Зайди к пролому. Я попробую развернуть это рыло к себе. Начнешь по сигналу.

Сигнал пищит обиженно, тоненько — и пропадает связь. И видит Егор черное, мутное, немытое стеклышко, а по стеклышку тому тяжело, рывками, движется каторга; еле-еле шевелятся весла — самый конец погони… Тут загребной вскакивает, насколько пустила цепь, и машет рукой: сигнал!

По сигналу надсмотрщика дергают за ноги и суют вниз головой в самое дерьмо под скамьями; галера кренится, катится из строя вправо. Магрибцы бегают, выхватывают сабли — а все равно кандальники бросают весла. Рубите, суки — вы следующие! Вон уже полощется на ветру лев Святого Марка, единственный в христианском мире лев с книгой. Вон завился над водой белый вымпел мальтийского ордена. Это вам не купцов шарпать!