Четыре всадника раздора

Второе представлялось даже более вероятным. Но кое-что в мою картину мира не вписывалось. Кое-что такое, что очень беспокоило.

У меня совершенно точно была такая подвеска. Я даже как будто и сейчас ощущала ее на своем теле, так ясно, что испуганно провела рукой по груди.

Разумеется, никакой подвески нет. Однако я ее помнила. И теперь пыталась понять, когда и куда она исчезла? А главное, откуда появилась?

Беспокойство нарастало, и я саму себя умудрилась запугать, уже сомневаясь во всем. И в этом дурацком сне, и в своих воспоминаниях, и даже в разговоре с Бергманом.

Схватила мобильный и набрала номер мамы. Звонила я ей обычно трижды в неделю, последний раз вчера вечером, неудивительно, что мама забеспокоилась.

– У тебя все в порядке?

– Да, конечно. Просто выдалась свободная минутка, решила узнать, как твои дела.

– Все хорошо. Твой брат звонил недавно, передавал тебе привет.

– Спасибо.

– Ты бы могла звонить ему почаще. Мне кажется, он немного обижается.

Речь шла о моем двоюродном брате, ему я действительно звонила редко, однако и он звонками не баловал, с чего вдруг ему обижаться?

– Я обязательно ему позвоню, – заверила я.

– Вот и отлично. Как у вас погода?

Я решила, что можно перейти к делу:

– Мама, ты помнишь, в детстве у меня была подвеска. В виде восьмерки.

– Не восьмерки. Это знак бесконечности, – засмеялась мама.

– Вот как?

– Ты сама мне об этом заявила с очень серьезным видом. Тебе было лет пять. Знаешь, очень странно, я как раз сегодня убиралась в твоей комнате, протирала пыль в шкафу, и в деревянной шкатулке обнаружила подвеску. Я, честно говоря, о ней забыла. А тут сразу столько воспоминаний. Я почему-то думала, ты ее потеряла. Или увезла с собой. А она, оказывается, дома. И ты вдруг спрашиваешь о ней. Забавно, да?

– Это точно, – усмехнулась я. – А как она у меня появилась? Кто-то подарил?

– Не помню. Может, кто-то из подружек в садике? Это ведь недорогая вещица. А может, ты где-то ее нашла?

«Или она меня», – подумала я, а мама продолжила:

– Почему ты вдруг вспомнила о ней?

– Сама не знаю. Наверное, ностальгия по детству.

– Твоя подвеска лежит в шкатулке и ждет тебя. И твоя комната тоже.

– Я знаю, мама. Спасибо.

Подвеска действительно существует, я это не придумала. И что? Каким образом о ней узнал Бергман? Тайно проник в мою комнату? Нашел подвеску и решил, что это весьма подходящая вещь для его целей? Но откуда ему знать, что ни я, ни мама не помним, как она появилась. Впрочем, если бы я точно знала, каким образом она попала ко мне, это бы мало что изменило.

Он мог сказать: «Подвеска нашла меня». Вопрос, зачем ему все это нужно? Дает мне понять: когда-то мы были любовниками? Очень мило. Какой вывод из этого следует? Я все время ищу не там, а мое счастье у меня под носом?

– Сукин сын, – выругалась я в досаде, и тут он позвонил.

– Боровская ушла, жду в кабинете.

Когда я там оказалась, все мужчины уже были в сборе.

– Что тебе сказала Евдокия Семеновна? – спросила я, пытаясь поскорее избавиться от навязчивых мыслей.

Прозвучало это довольно вызывающе, наверное, потому, что я все еще злилась на Бергмана.

– Абсолютно ничего существенного. Поплакала, пожаловалась на жизнь. Просила не верить Зорину. Ты, кстати, молодец. Очень ловко заставила его признаться.

– То, что его жена жива, мы догадывались с самого начала, – пожала я плечами.

– Я, конечно, проверю камеры в подземном паркинге, – заговорил Клим, – но маловероятно, что платок подбросили там. Рискованно. Разумеется, если это не сделал кто-то из сотрудников, который ставит машину рядом, знает о камерах и имеет доступ к ключам от машины Зорина.

Бергман согласно кивнул.

– Возле ресторана и дома Аллы к машине точно никто не подходил.

– Значит, либо паркинг, либо гараж в доме Зорина?

– То есть либо Алла подбросила этот платок, либо действительно жена Максима Александровича.

– Жене-то какого лешего его подставлять? – вскинул голову Димка.

– Он же объяснил: отправит в тюрьму муженька и приберет к рукам все нажитое непосильным трудом.

– А какой смысл в этом случае избавляться от Боровской? С Нелли у них вполне нормальные отношения. Дочь, по крайней мере, позвонила матери, чтобы та не волновалась. И деньги Боровской, в любом случае, отойдут, единственной наследнице.

– Ну, тут как раз не все очевидно, – заметил Бергман. – Особенно если дочь не приветствует нежную дружбу матери с массажистом.

– Убить мать из-за наследства?

– Кого только не убивают, – усмехнулся Клим. – Иногда чуть ли не за копейку. А здесь – приличные бабки.

– Почему тогда и Зорина не убить? А через полгода явиться со сказочкой об амнезии?

– Вряд ли прокатит, – сказал Димка. – Слишком все очевидно.

– Меня не только это смущает, – продолжила я. – Нелли любила мужа. Предположим, она в бешенстве от его измены и решает отомстить. Но мать в эту схему точно не укладывается.

– Возможно, у ее любовника свои планы, и о них он Нелли в известность не поставил.