«Все, что ты видишь кругом, — говорило оно мне, — сотворили простые мозолистые руки чернорабочего». И обаяние этого стихотворения, и наглядная правдивость его для юной души были так велики, что беспристрастная мысль переставала действовать и заменялась горячей верой в то, что это так и есть. И я ходил по улицам Москвы, где тогда учился, смотрел на ее старинные здания, на стены Кремля и Китай-города, на мосты и набережные и говорил себе: «Где теперь те, которые все это сделали? Их уже давно нет на свете, а дела их по-прежнему существуют!» И я мысленно спрашивал всех живущих в тех зданиях: «Вспоминаете ли вы каждый день с глубокой благодарностью о тех простых людях, благодаря которым вам здесь так покойно и удобно?»
И в этом культе простого народа и его труда я позабыл совсем, хотя, правда, на недолгое время, о тех не меньших тружениках современного человечества, которые в тиши бессонных ночей, не считая времени своего труда и жалея только об одном, что в сутках не более двадцати четырех часов, изобретали кирпич и известь для этих зданий, придумывали способы их скрепления, научили выплавлять из руд и обрабатывать железо для их крыш и составили такие конструкции для всех больших построек, чтобы они не разваливались от собственной тяжести.
Так, видимое легко заслоняет в наших глазах невидимое, и надо выработать в себе благодаря долгим занятиям точными науками другое, не физическое, а внутреннее, углубленное зрение, способное проникнуть и в прошлые, и в будущие века, для того чтобы увидеть наконец во всех окружающих нас предметах, кроме внешней доли создавшего их материального труда, также и внутреннюю долю той творческой работы человеческой мысли, которая необходимо предшествовала их осуществлению и принадлежала другому роду тружеников, без которого ничего этого не могло бы быть сделано. Но когда это внутреннее зрение появилось наконец у меня, тогда и на вопрос некрасовского мальчика, кто сделал железную дорогу, кто выстроил на земном шаре многолюдные города, школы, университеты, фабрики и заводы или благодаря кому зреют на распаханных нивах колосья хлеба и пасутся стада коров и овей на просторе деревенских лугов, я отвечал уже не так односторонне, как Некрасов, а говорил с полным убеждением, что все это создано мощным человеческим гением и осуществлено руками чернорабочих.
Честь и слава, граждане, этим мозолистым рукам, но честь и слава также и всенародной интеллигенции, этому воплощению человеческого гения, в мозгах которой возникли грандиозные образы этих зданий, этих мостов и машин и которая перенесла их, при помощи рабочих и предпринимателей, из мира своих бестелесных идей в мир реальности.
И пусть я пойду против течения современного момента, но, во имя справедливости, я вспомяну здесь добрым словом также и тот являвшийся одинаково необходимым в этом деле торгово-промышленный класс, который, скопив в своих руках большую придаточную стоимость, не растратил ее (как часто говорят маловдумчивые люди), а употребил, как рычаг, на производство великих сооружений современной цивилизации и этим дал возможность нового пышного развития человеческой творческой мысли, без которой мы и до сих пор оставались бы вечно голодными и прозябщими дикарями.
Так положительная и беспристрастная наука своей неумолимой логикой заставляет нас воздавать каждому по его делам и, кроме борьбы классов за материальные интересы, видит в исторической жизни человечества также и их могучее сотрудничество в великом деле перехода общества от первобытного состояния к новой, лучшей, жизни. Из прокуроров или адвокатов той или другой общественной партии она делает нас судьями между ними. Воплощаясь в общечеловеческой интеллигенции, единственно международной и междуклассовой по природе, — так как весь земной шар служит рынком для ее творений и все общественные классы призываются в нее войти, — положительная наука является единственным верным стражем гражданской свободы. Она — единственный компас, который приводит народы к царству братства, давая им возможность узнавать себя друг в друге и совместно трудиться во имя высоких культурных целей. Она — важнейший рычаг, которому суждено поднять экономическую жизнь будущих поколений на недосягаемую для нас высоту. Одно широко применимое изобретение ее техники может более сократить рабочему время его необходимого труда, чем все возможные социальные преобразования. И одно удачное открытие ее последней дочери — органической химии — может лучше обеспечить питание человечества, чем какие угодно переделы земель и какие угодно коллективные или одиночные переселения земледельцев из одних местностей в другие.
Как часто случается на арене науки, что исследования, начатые из простой любознательности и, по-видимому, не имеющие никаких отношений к судьбам человечества, вдруг оказываются направляющими иначе весь ход его истории!