Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия

Аналогичным образом можно высказаться и по поводу Сенчина. Внешне он тоже не самый жизнерадостный писатель. Но в его кажущейся беспросветности много света, иначе в ней не было бы никакого смысла. Кстати, по его собственному признанию, до знакомства с произведениями Распутина он считал, что «в книжках всё не так, как на самом деле». Валентин Григорьевич показал ему, что может быть всё иначе и совершенно правдиво. Распутин – это завет «писать по правде».

Для русской литературы вообще характерно это напряженное искание правды. В статье «О сегодняшнем и современном» в 1924 году Евгений Замятин писал: «Правды – вот чего в первую голову не хватает сегодняшней литературе. Писатель изолгался, слишком привык говорить с оглядкой и опаской», поэтому она плохо выполняет свою миссию: «записать эту эпоху такой, какая она есть», со всем прекрасным и отвратительным.

За правду и против подделок, подобий ее Сенчин выступал регулярно и последовательно. В статье 2000 года «Куда исчезли герои?» он пишет, что в современной русской литературе нет героя, нет настоящего сюжета: «Создаются схемы, макеты ситуаций, подобие психологичности, муляжи героев, но сразу видно, что они вышли из головы автора, они существуют лишь тот отрезок времени, пока автор, словно кукловод, шевелит марионетку». Сам Роман старается избежать этой поддельной марионеточности – и ему это вполне удается.

В том же интервью сайту «Зеркало Крыма» Сенчин говорит: «Я очень люблю каждый проживаемый день и почти всегда жалею, что он проживается и мной, и очень многими людьми пусто, вроде бы напрасно. Горько, что жизнь и природный талант большинства растрачивается на мелочи, на преодоление совершенно пустяковых преград. С этим я, по существу, и борюсь своими повестями и рассказами». Цель Сенчина-писателя – борение с пустотой, с искусом имитаций, с размениванием на пустяки, мелочи, которые не дают возможности человеку поднять голову и выпрямиться в полный рост. Он четко осознаёт свою миссию и поэтому предельно последователен, можно даже сказать «уперт».

В одном из интервью на вопрос, старается ли он менять мир или просто описывает его, Роман ответил: «По секрету скажу: надеюсь, что меняю. Я чувствую, что мир устроен не совсем правильно, что жизнь не совсем правильно протекает. Хочется на этом заострить внимание, показать, какие ямы можно обойти, не упасть в них» (http://novayagazeta.ee/articles/3862/?usemobile=0&noredir=1). Там же он говорит, что постоянно возвращается к «Анне Карениной» – «частной истории, которая разрослась до эпопеи».

Простая жизнь – главный стимул и вдохновение для творчества. Нельзя пренебрегать ничем, даже рассказом соседки, иначе откроется твой личный путь к «чужому»: «Если бы я знал, что движет мной, я бы, может, и не писал. Просто жизнь постоянно выкладывает передо мной истории или ситуации, которые потом не дают покоя, требуют, чтобы я попытался их написать» (https://openrussia.org/mobile/media/703921).

Как-то на одной из научных конференций я проводил мысль, что новое литературное поколение вовсе не занимается очернением действительности, что «новый реализм» направлен именно на ее преображение, структурирование, обретение смысла, чтобы она выбралась из затяжного периода блуждания и топтания на одном месте. Мне запальчиво возразили: а как же Сенчин, где у него свет?

Но Сенчин на самом деле очень светлый, жизнеутверждающий писатель джек-лондонского плана. Его раскусил Сергей Шаргунов, который в эссе о липкинском Форуме молодых писателей, сказал пару слов и о Романе: «Насупленный, нелюдимый. Я познакомился с ним до Липок и был удручен его черствостью. Но когда в Липках мы наконец-то раздавили по сто, передо мной сидел остроумный чуткий человек с открытым разгладившимся лицом».

Для кого-то Клондайк, а для других – безнадега, кто-то адаптируется, а кого-то исторгает жизнь. Но главное – «жить, жить…» В одноименном рассказе в душной подвальной рюмочной двум друзьям, мечтающим о суициде, случайный знакомец рассказал историю. Испытывающий непреодолимое отвращение к жизни, человек вдруг заблудился в тайге: «Семнадцать дней я бродил по тайге. Этих семнадцати дней мне хватило, чтобы полюбить жизнь». Появилась воля к жизни, он «шел и шептал: “Жить, жить…” Отрезал от себя куски, чтобы жить». Сам Роман похож на этого мужчину из рюмочной «Второе дыхание»: это о своем блуждании он рассказывает, это от себя он отрезает куски, чтобы выжить и идти дальше. Показывает низины человеческого падения, чтобы встать и жить. Демонстрирует движение по черной лестнице в пустоту, чтобы потом выбраться из нее.