Четыре выстрела: Писатели нового тысячелетия

Помимо личного, эмоционального, чувственного Липки сделали большое дело: они обратили внимание на современную литературу, вплоть до того, что сейчас нельзя называться компетентным читателем (и уж тем более критиком), не ориентируясь в творениях своих современников. В свое время в вузе, когда я сдавал литературу, преподаватель, не скрывая удивления, воскликнула: неужели вы это читали? Тогда я занимался тем, что по микрофильмам работал с гимнографическими произведениями, по полочкам раскладывал жития святых, штудировал творения Отцов Церкви. Современная литература, которая в моем восприятии начиналась со второй половины ХХ века, воспринималась через фильтры снисходительности. Ну разве может приличный писатель носить фамилию «Воробьев», разве может появиться высокохудожественное произведение с заголовком «Вот пришел великан»?

Тогда эпитет «современная» применительно к литературе казался мне чудовищным моветоном, а всё, что появляется ныне, – лишь бледным отсветом, скупой эманацией былого величия. Что они могут сейчас? Разве что интуитивно, неосознанно уловить что-то из хора вышних, литературных златоустов былого…

Мучительно, со скрипом, с постоянным желанием вернуться в бронежилет прошлого, через непонимание, преодолевая остаточную снисходительность восприятия произведений Сергея Шаргунова, Романа Сенчина, Захара Прилепина, подходил я к пониманию того, что происходящее сейчас – прекрасно и крайне важно, что взлеты русской литературы вовсе не остались где-то позади, в землянке протопопа Аввакума.

Это было мое личное преодоление раскола, избавление от старообрядческой односторонности, осознание единого пути тысячелетней русской литературы, который мостится и сегодня.

Схожие ощущения я прочел у саратовского критика Алексея Колобродова. Он в книге «Захар», посвященной Захару Прилепину, пишет, что в начале века решил завязать с литературной критикой, но потом открытие Прилепина буквально втащило его в современный литпроцесс. Вхождение в современность – дело крайне сложное. Всегда возникают высокомерные вопросы: зачем заниматься тенью великого, зачем размениваться на малосущественное? Тем более что ставки в настоящем совершенно не застрахованы от полного провала. Можно поставить всю жизнь на псевдолитературную имитацию, доказывая себе, что и в настоящем есть литература, имеющая шансы перекочевать в разряд классики.

Было сильно искушение не то чтобы завязать, а подстраховаться. Десятки раз внутренний голос предательски твердил: зачем тебе эта современная словесность? Беги, кролик, беги в свою нору, раскрой ожерелье классики, чиркай карандашом, выводи диаграммы и графики, анализируй. Чем глубже нора, тем надежнее. Она ведь тоже как матрешка: Шолохов, Маяковский – Гоголь, Лермонтов – Ломоносов, Аввакум – Нил Сорский, Кирилл Туровский, митрополит Илларион – Григорий Нисский, Роман Сладкопевец… Эти искушения мучительно и постепенно, но преодолевались, и вместе с этим раскрылось понимание самоценности настоящего, которое является не случайным и нелепым дичком на стволе отечественной словесности, но естественным и достойным ее продолжением.

Каждый сам сочиняет свою историю, в том числе историю литературы. В тысячелетней истории нашей культуры ставок можно делать много. Можно даже полностью перечеркнуть ее, как это делали некоторые горячие головы, сказав, что на русской почве не было Ренессанса, а потому она ущербна. Но здесь не рулетка, одно предпочтение не отрицает все остальные. Аввакум или безвестный автор «Слова о полку Игореве» не перечеркивают Пушкина. Если мне ближе Достоевский, то я не перечеркиваю Льва Толстого и, конечно же, всегда с трепетом помню о Тургеневе и Гончарове. И если я говорю, что главные книги нового века в русской литературе – это «Санькя» Захара Прилепина, «Я – чеченец» Германа Садулаева, «Елтышевы» Романа Сенчина, а также «Ура!» Сергея Шаргунова, то это вовсе не значит, что все прочие – макулатура. Просто опять же, на мой взгляд, эти книги сейчас наиболее органично вписаны в линию отечественной литературы, без них наше сегодня было бы иным.

Пора отходить от вульгарного «горизонтального» компаративистского сравнения настоящего с классикой. Оно разрывает литературу, которая есть единый процесс и где, если хотите, полюса прошлого и настоящего подпитываются друг от друга. Нужно преодолеть раскол, избавиться от навязчивой односторонности «или – или» и подойти к осознанию, что единый путь тысячелетней отечественной литературы мостится здесь и сейчас через живой диалог автора с читателем.

«Напрасно после этого говорить, что высота была только в прошлом. Если мы не видим ее в настоящем, то не увидим и в прошлом» – так писал блестящий отечественный филолог Владимир Бибихин в работе «Возвращение отцов».

* * *