Четыре жезла Паолы

Паола кивнула. Стало страшно. Даже не страшно, страх — он все-таки обыденный, бояться можно живого, видимого врага. А тут жуть потусторонняя…

— Не заснет, — ухмыльнулся над ухом Тагран. Положил руку Паоле на плечо. — Я прослежу.

Дышать стало легче.

— Знаешь, — сказала Паола, подняв лицо навстречу его взгляду, — я так ни одного зуба и не выбила. Хотя жуть как хотелось.

— Ночь долгая, расскажешь. Пойдем, мать ждет.

Подхватил шкуру и зашагал к палатке Зан-лу.

Ночь и правда оказалась долгой, хоть и прошла за разговорами почти незаметно. Просто в какое-то мгновение Паоле сдавил сердце ледяной обруч, почудилось, что снова забивает горло колючая метель, а воздух в мире кончился, и никогда больше не вдохнуть… Тагран заметил неладное, схватил ее за плечи, встряхнул — и отпустило. Только сердце колотилось как бешеное, и все хотелось вдохнуть поглубже. Но страх, темный безотчетный ужас — остался. Как будто кружат рядом те самые злые духи, которых гонит Сай, норовят утянуть за собой, караулят.

— Не бойся. — Тагран положил руку ей на плечо. — До утра немного осталось, мы с тобой.

И, не дожидаясь ответа, начал рассказывать, как повстречался однажды со спустившимся с гор медведем. Клык этого медведя висел у Таграна на шее среди прочих, и схватка, судя по всему, была нешуточная, но рассказывал варвар смешно. Паола то и дело хихикала, страх тускнел, отступал в подернутые тьмой углы. Потом настал черед бродячего тролля, забредшего в сети для рыбы возле одной позабытой имперскими солдатами деревушки, давно торгующей со степняками, потом Таграну припомнился один торговец, нанявший степняков в охрану и попытавшийся обдурить их при расчете. А потом пришел рассвет, тьма растаяла, и страх с ней вместе. Прибежала Сай, спросила с порога:

— Ола, ты как?

— Хорошо, — медленно ответила Паола. Зевнула, пробормотала: — А теперь поспать можно?

И, кажется, тут же и заснула. По крайней мере ответа шаманки она потом так и не вспомнила.

Вечером Сай снова взялась шаманить.

Только услышав об этом, Паола пришла в ужас: да сколько ж можно?! Опять от ужаса трястись? Но Сай засмеялась:

— Глупая! Сегодня хорошо будет. Для добрых духов, для своих. Праздник будет, слышишь, Ола!

Племя готовилось к празднику. Мужчины с утра ушли на охоту и вернулись на удивление быстро, притащив пять тонконогих степных оленей.

— Они место знают, — шепотом объяснила Зайра, заметив изумление Паолы. — Обычно там не бьют, только если быстро нужно.

— Солонец, что ли? — Паола вспомнила путь в горах и добытую гномами олениху.

Зайра пожала плечами, повторила:

— Место.

Похоже, сама толком не знала.

К вечерним сумеркам самые нежные куски жарились над углями, ждала своего часа брага, а племя, от стариков до детишек, было так откровенно взбудоражено, что Паоле стало не по себе. Она хотела ускользнуть потихоньку, но Тагран заметил, взял за руку — крепко, не вывернешься.

— С нами будешь, Ола.

— Я не хочу!

— Так надо.

Подскочила Сай:

— Чего ты?

— Она не хочет, — буркнул Тагран.

— Глупая Ола! — Сай рассмеялась. — Не бойся, страшного не будет. Сегодня ночь счастливых духов, поняла? Садись, смотри!

Откинула за спину волчий зубастый капюшон, выбежала на середину круга, на крохотный пятачок между очагами, крутанулась волчком и замерла.

Все смолкли разом. Даже ветер стих. На становище опустилась прозрачная, звенящая амулетами тишина. Сай медленно подняла руки к небу, раскрыла ладони, прогнулась, запрокинув лицо к первым, едва проклюнувшимся звездам. И запела.

Странно как, подумала Паола. Мы говорим со степняками на одном языке, но песни Сай — совсем на другом. Только и понятно, радостные они, печальные или повелевающие. И такой от них веет древностью, аж страшно делается. Будто не для людей они; будто даже слышать их — заглядывать куда-то в темное, тайное и запретное.