Четыре жизни. 1. Ученик

Вскоре переехали в другой барак, но уже в двухкомнатную квартиру в торце сооружения, общим на два барака сараем и уличным деревянным сортиром на 10 очков. Крылечко с видом на прекрасное озеро. В озере много рыбы и раков (вода ещё не загажена радиацией, через два года, после пуска атомных объектов, раки исчезнут).

Почти каждый вечер, после работы папа брал меня с собой на рыбалку. Первое время неплохо клевало (чебак, окунь). Леску достать нельзя было, и делали её из 5–6 связанных кусков хирургического кетгута (операционный шовный рассасывающийся материал), который папа приносил с работы, получалась пародия на нормальную леску, кетгут набухает в воде. Удилища — засохшие ошкуренные ветки ивы. Дождевых червей заготавливал заранее. Без рыбы домой не возвращались, приносили на кукане (любопытная деталь, так как позже я никогда не использовал кукан для пойманной рыбы), кошке всегда хватало — это точно. Почему-то запомнил, как в плохую погоду уже на берегу (на подмостках) у меня оторвался крупный окунь. В первые годы в Челябинске-40 были популярны рыбалка ночью с острогой на щук (меня не брали) и ловля раков. Боже мой, сколько же там было раков, если с одним-двумя ровесниками мы запросто налавливали ведро раков под камнями и корягами (инструмент — обычная острая вилка, привязанная к палке) и ставили на костёр варить.

Ещё увлечение — коллекционирование жуков и бабочек, бегал с сачком по берёзовым рощицам невдалеке от дома. Бабочек прикалывал к листу бумаги, а жуков складывал в коробочки. Однажды майские жуки ночью расползлись и начали летать по квартире. Скандал, бабушка утром «навела порядок», жуков в доме не стало. Несмотря на коллективное воспитание, любовь к сачку осталась и однажды в своих любимых местах (берёзы, папоротник…) обнаружил колючую проволоку. Началось (или завершалось) оконтуривание секретного города, вооружённая охрана на каждом шагу. Помню, как по замёрзшему озеру катались шести — семилетние мальчишки на лыжах и откуда-то охрана с автоматами: «Назад!» Кстати, Челябинск-40 строился очень быстро. На берегу озера, метрах в двухстах, от нашего барака построили парткабинет с большой библиотекой, которой я интенсивно пользовался. Город затягивался в асфальт, появились проспекты Сталина, Берия, большие дома. Исчезли нищие и калеки (тогда я не понимал, куда они делись, а их просто вышвырнули «за забор»).

Перед крылечком небольшой огород, сотки 2–3, растёт зелень, морковка, огурцы. Ухаживает за огородом, преимущественно, бабушка. Я — пассивный наблюдатель и любитель потихоньку таскать огурцы, чаще у знакомых (естественно, однажды застукали и со смехом рассказали родителям). Зачем лазил по чужим огородам? Свои огурцы есть, и в семье не голодают. Наверно, у стайки пацанов 6–7 лет своя логика. Риск быть пойманным бодрит и повышает моральный авторитет среди сверстников. Много позже, летом 1962 г. услышал, как простой донецкий шахтёр (поезд «Симферополь-Москва», полвагона забойщиков ехали в командировку) под водку с салом выдал универсальную формулу: «Со своей бабой, да у чужого плетня…». Мне, ещё неженатому, мысль показалось интересной, не совсем понятной. Об адреналине в те времена не говорили.

Впрочем, универсальность шахтёрской формулы в прямом смысле я ощутил ещё в то далёкое послевоенное время. Первый сексуальный контакт. Забавная попытка. Полянка с белыми ромашками среди берёз, снятые трусики, что-то куда-то толкается, опасение быть увиденным…. Что это было? Подражание взрослым (чего только дети в бараках не видят и не слышат)? Не серьёзно, зато безопасно! Не могу вспомнить ни имени девочки, ни внешности, ни кто из нас инициировал близкий контакт. Смешно? По-видимому, не очень! Пацан стремится познать мир в разных проявлениях.

Начальная школа

1948–1952 гг.

В 1948 г. с большим портфелем (уже в сентябре опробован на крепость перочинным ножом) начал ходить в старую деревенскую начальную школу, здание — бревенчатое, одноэтажное, в районе Течи, 30–40 минут пешком. Первая учительница — Лилия Алексеевна. Первая оценка в тетради по чистописанию огорчила родителей, дисциплинарные акции не заставили себя ждать. Основное наказание — стояние в углу на коленках, пока не попросишь прощения, но упрямства мне не занимать, никогда позже не использовал сей метод к своим детям

Челябинск-40. 1948 г. 1-й класс. Я сзади, слева от учительницы.

Малоприятный старт (тройка по чистописанию) не повлиял на стремление хорошо учиться. В «мешок» собираемых подарков Сталину к 70-летию попал мой табель (сейчас я не уверен, что «подарки» далеко ушли из Челябинска-40, но какая гордость для второклассника, только что принятого в пионеры). Сохранились коллективные фотографии 1-го и 2-го класса с Лилией Алексеевной в центре, заметна потрясающая беднота школьников, на обоих снимках только на мне белая рубашка.

Челябинск-40. Весна 1950 г. 2-й класс. Первая учительница Лилия Алексеевна.