Четыре жизни ивы

С ветки сорвалась птица с ярким оперением.

— Что это? У меня бред? Я уже слышала этот звук хлопающих крыльев, — вскинулась Ива.

Её фантазии пугали меня, и я спросил:

— Как назвать этот дом? Может, «Бамбуковые развалины»?

— Я назову его «Прошлая Жизнь», — ответила она.

— Почему? Это из какого-то старинного стихотворения?

— Вовсе нет.

Я не знал, как развеять её грусть, и замолчал. Она смутилась, долго смотрела на меня и наконец решилась:

— Я попросила тебя пойти со мной, потому что хотела кое-что рассказать…

Она замолчала. Я стал уговаривать её продолжать. Ива взглянула мне в глаза и вдруг беззвучно заплакала.

— Я больше не смогу играть на пианино! — прошептала она.

— Почему? — спросил я.

Она заплакала ещё горше и показала мне руки с покрасневшими пальцами и распухшими суставами.

Я узнал симптомы ревматического воспаления.

— Тебе больно?

Ива зарыдала.

Я взял её руки в свои и вдруг вспомнил, что она всю зиму копала землю лопатой, а весной стирала мою одежду в ледяной воде!

Горько всхлипывая, она поведала, что начала заниматься музыкой в шесть лет, а в пятнадцать, выбирая между консерваторией и университетом, решила сначала кончить курс, а пианисткой стать потом.

— Я не должна жаловаться на судьбу. Желание заниматься музыкой — буржуазное и ревизионистское. Но ты понимаешь — это была мечта всего моего детства! Три тысячи часов занятий.

Признание Ивы ранило мне сердце. Я был сыном врача и знал, какую боль она терпит и какими будут последствия болезни. Но вслух сказал совсем другое:

— Возьми себя в руки, Ива, ты солдат.

Я поклялся вылечить Иву. В выходные бродил по округе, собирая для неё раннюю малину, землянику и другие фрукты, богатые витамином С. Я вспомнил разговоры родителей и стал поить её отваром из листьев земляники.

Начался сезон сбора урожая, и солдаты ушли. Мы выбрали новых лидеров из числа студентов. Я стал командиром отделения.

Я использовал своё влияние и устроил так, чтобы Ива оставалась в лагере и работала на кухне. Она взбунтовалась и приходила на поле, когда не стояла у плиты.

Сразу после того, как рис был собран, началась вторая посадка.

В июле небо затянули свинцово-чёрные тучи, и начался потоп. Чтобы спасти наши плантации, мы по очереди дежурили у запруд, открывая бреши, чтобы спустить воду. Земля размякла от дождя, и грязь то и дело обрушивалась на посадки. Два или три раза за ночь меня будил гонг, я накидывал плащ из листьев бамбука и бросался в мокрую тьму. Луч фонарика освещал чёрную грязь под ногами и лужи. Снова удар гонга, другой, третий, четвёртый. Гора вот-вот обрушится!

Так продолжалось много дней, но потом погода изменилась. С неба сыпался мелкий дождичек. Я стоял в поле и смотрел на гигантскую лестницу из террас, где на самом верху клубились белые облака. Я вспомнил нелепую мысль, что пришла мне в голову после завершения работ: я верил, что покорил природу.

Теперь перед моими глазами простирался иной пейзаж. Вымокшая гора, непроницаемая завеса дождя, бесконечность неба. Перед величием природы люди — и я в том числе — были крошечными, смешными, ничтожными букашками.

Наступила осень. Солнце залечило нанесённые дождём раны, и мы собрали отменный урожай.

Революционный комитет города Мэйлинь прислал к нам своих представителей. Я полагал, что они будут проверять, как мы работаем, но шестеро приехавших товарищей отказались от ночлега, который мы для них приготовили, и предпочли поселиться в деревне.

На следующее после приезда утро они собрали сто тридцать студентов у подножия горы, на поляне, где мы обычно проводили свои собрания. Многие из нас явились, обмотав голову полотенцем и с серпом за поясом, совсем как настоящие крестьяне. Я был одним из руководителей и пришёл в ярость из-за того, что делегация скрыла от нас цель своего визита и никто не посоветовался с нами до начала митинга. Я смешался с толпой, чтобы понаблюдать.

Главным у приезжих был молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста и очень худой. Из-под военного кепи выбивалась прядь волос. У него были густые брови и выпученные, как у жабы, глаза за толстыми стёклами очков. Тонкие, как у женщины, губы побелели от напряжения. Он забрался на камень, помолчал, дожидаясь всеобщего внимания, потом упёр кулак в бедро и заговорил, чеканя слог:

— Товарищи, солдаты и красные охранники, Революционный комитет города Мэйлинь поручил мне сообщить вам великую новость! Контрреволюционная группа «Красный Восток» окончательно разгромлена доблестной Народной армией!

Толпа зашумела. После ухода солдат прошёл слух, что члены революционной ячейки «Красное Солнце» присоединились к армии. Члены «Красного Востока» забаррикадировались в университете и продержались двадцать дней, а когда боеприпасы и еда закончились, отравились мышьяком, так что солдатам достались только трупы. Организация «Красное Солнце» утвердила свою власть.