Четырех царей слуга

Подобравшись к месту, которое они сильно укрепили огромными срубленными деревьями, я увидел у большого костра с десяток шляхтичей с жёнами и детьми. Я издал громкий клич, отозвавшийся другим, и полез через баррикаду. Охваченные ужасом поляки, не ведая, сколько нас, тут же побежали прочь от костра. Четверо или пятеро вскочили в сёдла, а остальные с жёнами и детьми ретировались к болоту, сохранив сабли и карабины в своём полном распоряжении. Поэтому я не особенно спешил, делая вид, что не стану перебираться, пока они всё не очистят. Однако я вовремя оказался между ними и двумя лошадьми, стоявшими наготове под седлом и с пистолетами. Я сел на лучшую из них — молодую, тёмно-серой масти, а другую взял за повод. Слышались громкие крики беглецов...»

На обратном пути корнет со своими сотоварищами-шведами, обременённые добычей, которой они наложили целую телегу, повстречал другой отряд мародёров. Патрик отказался от приглашения примкнуть к ним и вместе ограбить польских шляхтичей, скрывавшихся со своим добром в соседнем лесу. В «Дневнике» он записал:

«Но по благому Божьему провидению мы не поехали: позже мы слышали, что все они были там перебиты селянами».

Корнет описывает и то, как он, королевский ландскнехт, вместе со шведскими драбантами-мародёрами делили награбленное:

«Согласно уговору, мы разделили всё на 4 доли. Лучший из коней со сбруей считался за два. Так как предстояло бросать жребий, было решено, что если мой падёт на одну из сих долей, то я получаю 30 рейхсталеров или любую из двух других по моему желанию. Другой конь со сбруей составил третью долю, а повозка с парой лошадей и прочей добычей — четвертую. Последнюю мне и посчастливилось взять, чем я был весьма доволен, ибо она стоила вдвое больше других, очутись я в любом городе».

Патрик Гордон с добычей возвратился в лейб-роту. Все радовались его появлению с богатыми лесными трофеями, поскольку поездка за ними относилась к разряду опасных. В походном лагере корнета ожидал немалый сюрприз:

«Поутру кто-то из товарищей показал найденную в тайнике немецкую одежду, среди коей я узнал собственные панталоны, снятые с меня близ сего места почти два года назад, когда сонного меня схватили крестьяне — должно быть, из этой деревни».

Однако вскоре Гордон лишился почти всего накопленного за последние два года имущества. Лейб-рота остановилась в какой-то брошенной панской усадьбе, и на ночь ландскнехты из-за холодной погоды набились со своими лошадьми в большие пустые амбары. Около часа пополуночи амбары охватил пожар. Многие наёмники выскакивали на улицу в одних рубахах, горевших у них на спине.

В этих амбарах у «везунчика» сгорело девять принадлежавших ему лошадей, вся конская упряжь, ранее награбленное у местной шляхты добро. До самого окончания шведско-польской войны он не смог «возместить» утраченное. Почти вся дворянская лейб-рота за одну ночь из конной превратилась в пешую. Но через несколько дней корнет сумел купить себе коня, на котором без седла отъездил несколько дней.

Вскоре Патрик, совершив несколько разъездов по округе, сумел раздобыть себе двух лошадей и лёгкую тележку для перевозки личного имущества. Под городом Люблином, объединившись со своим сослуживцем Александером Хьюмом и ещё несколькими ландскнехтами, вознамерился ограбить беглецов-шляхтичей, бежавших от шведов в болотистый лес. Мародёров остановило то, что по дороге они наткнулись в разных местах на трёх убитых союзников — кем-то обобранных до нитки гетманских реестровых казаков с длинными чубами.

Гордон решил было пробиться в густой ельник, где укрылись паны с семьями, но Александер Хьюм остановил его:

   — Я считаю, мы безумцы, что забрались так далеко, — ведь это уже третий свежий мертвец из наших! Патрик, что будем делать? Не спешить же нам умирать на этой дороге?

   — Ты прав, Александер. Сам Господь Бог послал нам предостережение в виде этих убитых поляками казаков. Надо уходить к своим, и осторожно...

Под местечком Боцки корнет Гордон участвовал в разграблении поместья, принадлежавшего роду крупнейших магнатов Речи Посполитой — Сапегам. Здесь шотландцы в разбоях объединились с такими же мародёрами-венграми, которые в той войне были союзниками короля Швеции. О том, как складывались взаимоотношения между ландскнехтами из Шотландии и венгерскими кавалеристами, Патрик пишет не без содрогания:

«Они много раз нам угрожали, теперь же, при доброй добыче и возможности захватить ещё больше, тех, кто не знает ни страха Божия, ни нравственных устоев, алчность и в самом деле может толкнуть на убийство...»

О том, как мародёры добывали сведения о скрытых шляхтичами ценностях, есть рассказ и в гордоновском «Дневнике»: