При отходе к Днепровским переправам случилось то, чего больше всего опасался Гордон. Дорога в степи с её балками, небольшими лесными колками, ямами да буграми растянула по себе вереницу обозных повозок, которые служили для войск подвижной крепостью, чем-то напоминавшей древнерусский гуляй-город. Этим и воспользовались ханские мурзы, зорко стерёгшие каждый неверный шаг московской рати. В ней только малороссийские казаки знали, как надо с опаской вести себя в степной войне, чтоб не попасть в засаду.
Когда каре перевалило через широкую балку, Гордон, сидевший на коне, заметил, что с десяток арьергардных повозок его фаса каре начали отставать. Хотя высланные конные дозоры севских драгун не сигналили об опасности, Чигиринскому коменданту было неспокойно. Он с тревогой сказал стоявшему о бок верхоконному генерал-майору Матвею Кровкову:
— Что-то не нравится мне, ваша милость, вот тот дубовый лес. Вроде бы редок — дубы вековые, а опушка в таких кустарниках, что за ними ничего далее в подзорную трубу не просматривается.
— И мне тоже, Пётр Иванович, та дубрава не нравится. Если татары в ней спешатся и сядут в засаду, то наша карейная линия будет проходить у них прямо перед носом.
— Пошлю-ка я с десяток драгун обскакать опушку. Пусть посмотрят — не приготовили ли нам там чего-нибудь ханские мурзы.
— А я со своего полка пушки к краю колонны передвину. Они у меня картечью заряжены. Первый выстрел сделают, когда татарская конница, не дай бог, на подлёте будет.
— Надо послать офицера к отстающим повозкам. Пусть подгонит возчиков, смотри, как отстали...
Когда драгунский разъезд во главе с поручиком подскакал к опушке дубравы, его внезапно осыпали стрелами. Выстрелов не было — крымчаки, сидевшие в засаде, привычно стреляли только из луков. Оставив близ кустарника несколько убитых и тяжелораненых солдат, драгуны, пригнувшись к шеям коней, погнали их к каре, громко крича:
— Засада! Татары!..
Из дубравы в поле выходила конная лава из нескольких тысяч всадников, разворачиваясь полумесяцем. Виднелось несколько хвостатых бунчуков[15], что говорило, что в рядах нападавших находился не один мурза-тысячник. Набрав скорость, лава быстро накатывалась на каре русских.
Пушкари Матвея Кровкова опередили неприятеля. Пушки вразнобой выстрелили, и пороховые дымки окутали каре. Крымчаки, может быть, и не остановились бы, но увидели издали, как к месту нападения из середины каре спешат верхоконные казаки, поместные дворяне. А Севский драгунский полк по приказу Гордона повернул к отставшим на выручку.
Но как ни торопились драгуны-севцы, они опоздали. Ханские воины, хотя и не угнали повозки в степь, побили стрелами возчиков и многих стрельцов, что охраняли их. Конная лава, развернувшись назад, в дубраву не пошла, а скрылась на юг. До нового наскока на отходивших к днепровским переправам.
Так, отбиваясь раз за разом от мимолётных нападений крымской конницы, московская рать дошла до берегов Днепра. На подходе к нему вражеская конница наконец-то отстала и исчезла с глаз...
Война шла по неписаным законам своего времени. Гетман Иван Самойлович побеспокоился о том, чтобы султанская армия встретила на своём пути выжженную землю. Его сын Семён Самойлович по отцовскому приказу выжег городки, местечки и сёла с хуторами на западном берегу Днепра, «чтоб впредь неприятельским людям пристанища не было». Погорельцы ушли подальше со своими пожитками и скотом, зарыв в землю то, чего нельзя было увезти или унести. Однако такие действия гетмана оказались излишними.
Кара-Мустафа-паша со 100-тысячной армией тоже подошёл к реке. Постояв на негостеприимных берегах Днепра, в ночь на 20 августа османы, свернув походный лагерь, ушли к Чигирину. Великий визирь на тот берег не стал высылать даже разведку.
Через неделю посланные в поле на противоположный берег Днепра гетманские казачьи разведывательные дозоры принесли удивительную весть: разрушенный и выгоревший во время штурма Чигирин пуст. А султанская армия Кара-Мустафы-паши вместе с крымской конницей ушла на юг. Турки держали путь по степи к берегам реки Южный Буг, чтобы оттуда уйти к Дунаю, конное войско хана Гирея — к Перекопу, в Крым.
Они уходили победителями. «Победоносный» султан Мехмед IV воспринял падение Чигиринской крепости однозначно — как слабость белого царя. Его войско отступило первым.
5 сентября 1678 полки Григория Ромодановского, переправившись на левый берег Днепра, двинулись к городу Сумы, а казаки гетмана Ивана Самойловича — в Переяславль. Полковник Гордон, сдав «комарицких драгун» под начальство севского воеводы, убыл в Москву, где его ждало новое назначение.
Нового похода турецкой армии на днепровские берега в следующее лето не последовало. Большие потери в людях отборной османской пехоты — янычар и лучшей конницы — спагов удручающе подействовали на султана и его великого визиря. Они почли за лучшее не посылать их вновь на погибель.
Киевский комендант. В «опале» у правительницы Софьи