Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига

Но сейчас я хочу обратить твоё внимание на то, что тогда, 300 и более лет назад наши земли не могли быть «Пермскими». Во-первых, они точно не были нашими. А были Строгановскими. Во-вторых, назывались они Усольскими, Добрянскими, Соликамскими и пр. Вероятно, неразбериха с названиями (устроенная специально) и есть причина того, что новый «Статир» охватывает лишь часть рукописной книги. Павел Алексеев, которому принадлежит честь возвращения «Статира» потомкам, говорит, что автором его является Потап Прокопиев, протопоп церкви Похвалы Богородицы во владениях именитых людей Строгановых. Среди прочих здесь есть проповеди о вреде пьянства, бесчеловечности богатых, прелюбодеянии. Автор говорит едва ли не о повсеместном разврате и тлении. И это «Великая Пермь»?

В самих текстах «Статира» нет ни единого упоминания о Великой Перми. С чего бы это проповедник всегда изобличает безымянных лиц без определённого места жительства? На этот текст, вероятно, могли бы претендовать и москвичи, и астраханцы. Если бы я взялся писать книгу о своих соседях, сверстниках (хотя бы как эти «беседы»), неужели бы я сумел избежать упоминания названия своего города или региона? Или, тем паче, деревни? Лишь в сопроводительной статье Н.А. Мудровой сказано, что Григорию Дмитриевичу Строганову дали грамоту на подтверждение владения им всеми вотчинами Строгановых — Великопермскими, Зауральскими, Нижегородскими, Сольвычегодскими. Думаю, что это был административный процесс, аналогичный сегодняшним, когда, к примеру, в России закончилась эра милицейской службы и началось время полицейской. При этом все сотрудники старого ведомства были уволены, и они же становились кандидатами в новое — если нравится начальству, то и должность получит. Так и со Строгановым Г.Д. При этом успешно внедрили новую романовскую версию истории, которую сюда, возможно, привёз тот самый Сигизмунд Герберштейн [45*]. Кстати, в Сольвычегодске у Строгановых стояли очень интересные хоромы, среди которых были постройки в виде минаретов, где они, возможно, молились Христу.

Я пишу всё это для тебя, чтобы ты почувствовал связь со своими предками. Они должны участвовать в твоих делах. Они к этому готовы. Хочешь ли ты? Возьми наш опыт, и ты достигнешь большего.

Для меня памятно и дорого общение с моей бабушкой Надеждой, с маминой стороны. В зрелые годы она была учителем русского языка и литературы, директором школы, имела самую высокую в СССР награду — орден Ленина. Наша семья Швецовых (мы жили в Мотовилихе) часто бывала у бабушки Нади дома, что возле МСЧ № 9, а в мои школьные годы (3–7 класс) — едва ли не каждые выходные. Мне нередко приходилось помогать ей в быту. Но если походы за молоком в отдалённый магазин, где оно не всегда и продавалось, я воспринимал почти как наказание, то разглядывание взрослых книжек в шкафах, совместное составление описей этих книг доставляло мне удовольствие. Внешний вид и название многих из них, изданных в 50-70-е годы, крепко запали мне в душу. Из бабушкиной библиотеки мне достались крохи, но зато, регулярно посещая теперь букинистический магазин, я могу купить именно то издание, которое усмотрел у бабушки тогда, но не сумел прочитать или купить ранее. Так, я приобрёл «Похождения бравого солдата Швейка» в жёлтой обложке, «Декамерона» в красной, многотомник Паустовского в светло-коричневом переплёте и пр. А вот того самого Миклухо-Маклая добыть не сумел. Говорят, большая редкость. Там же купил и книгу Долецкого, которая открыла мне глаза на то, что моему любимчику Максиму угрожают, прежде всего, не естественные болезни, а возможные травмы как следствие живого характера и нескончаемого любопытства. Теперь нам надо быть осторожней вдвойне…

В тот магазин я хожу за идеями. Так, зимой приобрёл совсем старенькую книгу Мельникова-Печерского [156*]. Есть там весьма интересное сочинение под названием «Бабушкины россказни». Читая, понимал, как рождаются такие крупные деятели. Он пишет, что его прапрабабушка в возрасте более ста лет, будучи знатной особой в молодости и в хорошей памяти в старости поведала ему много историй о прошлом России, участницей которых сама и была. Был там и рассказ о временах «пугачёвского бунта». Не эти ли уникальные сведения стали причиной того, что, работая над очерком о княжне Таракановой в ранге известного писателя, Мельников-Печерский захотел включить туда такие сведения о «крестьянском восстании», которых не прочтёшь в других книгах на эту тему. Не эти ли «россказни» послужили исходным материалом для книги ФН [65*]? Живая связь поколений служит пестованию новых (то есть забытых старых) идей. Великий русский хирург с мировой прижизненной славой Н.И. Пирогов писал [153]: «Надо помнить, что излюбленное передовыми умами, а за ним и целым обществом, направление истины всегда временно и, отжив свой срок, уступает место другому, нередко совершенно противоположному».