Четырнадцать гениев, которые ломали правила.

Исследования показали, что личная власть намного эффективнее позиционной. Психологи часто ссылаются на личную власть как на власть эго, принимая во внимание необычайный энтузиазм, присущий людям, обладающим подобной властью. Большинство моих героев своим поведением подтвердили мнение Фрейда о том, что власть тесно переплетается с сексуальной энергией. Биограф Фрэнка Ллойда Райта описывал его как человека, обладающего «невообразимой сексуальной энергией». Райт с одинаковым апломбом привлекал женщин и учеников. Даже чрезвычайно эксцентричный Никола Тесла был удивительно сексуален. И главную роль здесь играло не то, что он был также высок, смугл, красив и к тридцати трем годам уже миллионер. Маркиз де Сад обладал таким даром убеждения, что уговорил свою жену принять участие в его связях с молодыми девушками. Попав в тюрьму он смог убедить ее тайком переправлять ему в Бастилию сексуально ориентированные игрушки, призванные утешить его ненасытные сексуальные аппетиты.

Мужчины часто используют личную власть, чтобы склонить женщин к сексу. Хьюз, де Сад и Пикассо действовали в этих случаях особенно вульгарно. Пиаф использовала свою сексуальную привлекательность в отчаянных поисках любви, но это кончалось бесплодным путешествием по чужим постелям. Женственность Рубинштейн, Дункан, Эрхард и Монтессори более, чем другие физические качества, помогала им открыть двери в те области, где долгое время господствовали мужчины. Пиаф и Айседора Дункан были наиболее активными женщинами в сексуальном плане. Обе использовали свою сексуальность, чтобы получить власть, точно так же, как большинство мужчин использовали власть, чтобы получить секс. Один р -Рубинштейн вышла замуж, чтобы иметь детей, а втор — ради высокого титула. По иронии судьбы, она посвятила всю жизнь тому, чтобы сделать женщин более соблазнительными в глазах мужчин, тогда как сама почти не интересовалась своей красотой, разве что пользовалась ею при строительстве своей империи. Жизнь этих людей подтверждает афоризм: Мужчины используют власть, чтобы получить секс, а женщины используют секс, чтобы получить власть!

Колдовство харизмы

Наибольшей харизмой из всех четырнадцати обладали Гитлер и Наполеон. Большинство средств массовой информации и большая часть самих немцев, очарованных гипнотизирующей риторикой Гитлера, были позднее шокированы, сообразив, что попали в плен идеологии, с которой не соглашались. Гитлер мог красноречиво, горячо излагать свои идеи о господствующей расе и тому подобные извращенные концепции, а также обращать в свою веру здравомыслящих людей, не согласных с ним. В обмен на власть, доверенную ему, он обещал народу чистоту арийской расы и права на национальную гордость. Аудитория была настолько загипнотизирована его магнетическим призывом, что теряла всякую способность спорить с его положениями, даже если и подозревала, что это всего лишь идеологическая рационализация «последнего решения». Шок вызывает то обстоятельство, что при всей своей власти и влиянии Гитлер был начисто лишен других необходимых спасителю нации качеств. Он был ленивым, неопытным, неорганизованным, непривлекательным, докучливым, поглощенным собой занудой. Его огромная власть опиралась на словесный энтузиазм и пылкость. Биограф Гитлера Георг Штайн описывал его харизматическую власть как «магнетизм гипнотизера... силу африканского знахаря или азиатского шамана». После своего бегства в Англию Рудольф Гесс писал: «Гитлер просто гипнотизировал массы и меня вместе с ними». Нацистский дипломат Иоахим фон Риббентроп сказал, что стоило государственным деятелям побыть с Гитлером полчаса и они обязательно «поддерживали взгляды Адольфа Гитлера с глубочайшим убеждением, хотя зачастую это противоречило тому, что они собирались ему сказать». Молодой немец, услышавший Гитлера впервые, говорил:

Я позабыл обо всем, кроме этого человека, затем, оглянувшись, я увидел, что тысячи и тысячи людей захвачены его магнетизмом точно так же, как я. Конечно, все во мне созрело для этого... Я устал от разочарований — странник, ищущий призвания, патриот, не имеющий выхода своему патриотизму, человек, жаждавший героических свершений и не знающий ни одного героя. Железная воля этого человека, его пылкая искренность, казалось, волнами нахлынули на меня. Я испытал наивысший восторг, который можно было бы уподобить обращению в веру... Я знал, что мои поиски подошли к концу. Я нашел себя, вождя, дело. (Хершман и Либ, 1994, стр. 149).