Четырнадцать сказок о Хайфе

Впрочем, оказалось, что в потоке этих новых увлечений Кармит и ее подруг пленяет в первую очередь новизна, и по неизвестной причине ей требовались все новые и новые открытия. Вслед за «нейролингвистическим программированием» она начала увлекаться «китайской медициной», индуистской «аюрведой», «макробиотикой», лечением на расстоянии, которое называлось «рейки», и теорией магически полезной расстановки предметов в квартире, под названием «фэншуй». Поначалу Юваль удивлялся, как можно заниматься лечением со столь поверхностными, как у Кармит, знаниями по анатомии и почти отсутствующими знаниями по биохимии, но потом махнул рукой. Однако в тот момент, когда он перестал ее мысленно критиковать, он вдруг обнаружил, что весь ее мир наполнен всевозможными магическими влияниями и воздействиями. Мезуза на двери могла излучать хорошую или плохую энергию, а обеденный стол стоять «не по фэншую». Даже обычные продукты из супермаркета делились на мужские и женские — «иньские» и «янские» — и вдруг оказывалось, что Юваль является последним, кто еще не знает, что выраженно «иньские» продукты «приносят плохую энергию». Постепенно этих странных слов становилось уже столько, что Ювалю начало казаться, что он бродит среди них, как в огромном сером лесу, наполненном какими-то чудовищными мутантами фантазии. Иногда он спрашивал себя, верит ли она во все это — и как можно верить во все это одновременно — но она верила. Еще чуть позже она стала интересоваться своими предыдущими воплощениями и техниками магической защиты. Одновременно — и как-то параллельно этому — Кармит стала ездить в группы по изучению гомеопатии и «натуропатии», потом на сеансы вызывающего легкие галлюцинации «холотропного дыхания» и какие-то тантрические семинары.

Ее мобильный все чаще оказывался выключенным, или же она просто не отвечала. Иногда они договаривались созвониться, и тогда Юваль звонил с какой-то обреченной пунктуальностью, но Кармит перезванивала только через три или четыре часа. «Я ужасно устала и уснула, — говорила она в таких случаях, — и не слышала твой звонок. Прости». Поначалу это причиняло ему боль, но потом он стал смотреть на все происходящее каким-то отстраненно-заинтересованным взглядом, если чему и удивляясь, то только своему собственному равнодушию. Ее «тренинги» и «семинары» Юваля даже скорее радовали, поскольку они освобождали его от довольно тяжелой обязанности ходить по барам. Поначалу он даже попытался разобраться, чему именно их учат на ее «психологических» семинарах, но, кроме совершенно туманных фраз о «раскрытии своего я» и избавлении от «диктата родительских ценностей», он так и не смог ничего почерпнуть из ее рассказов. Те же ее подруги, которые уже почти раскрыли свое «я» или довольно далеко продвинулись на этом пути, казались ему точно такими же, как тысячи других, ничуть и ни в чем не изменившимися. Почитав же их учителей, часть из которых именовала себя «гуру», «свами», и даже «просветленными», он пришел к выводу, что нигде и никогда не хочет с ними встречаться.

Впрочем, однажды рассказывая какую-то длинную историю романтических отношений еще одной подруги — с большим количеством деталей, измен и сюжетных поворотов, в которых он никак не мог разобраться, — она вдруг добавила: — «Потому что никто никому ничего не должен». — «Что, что?» — спросил Юваль. «Это азбучная психологическая истина, — ответила Кармит, — никто никому ничего не должен, и каждый старается быть счастливым всеми доступными ему способами. Но бывают поступки, действительно служащие достижению цели, а бывают действия, разрушительные для самого человека». — «Мне казалось, — робко сказал Юваль, — что существуют определенные человеческие обязательства и какие-то ну как бы общие ценности». Она возмущенно покачала головой. «У человека есть интересы, но не обязательства, — сказала она, — как таковые — обязательства хороши, пока они служат нашим интересам. В конечном счете каждый сам несет ответственность за свою жизнь перед собой. Все же разговоры про абстрактные обязательства — это просто форма манипуляции, и позволять собою манипулировать не следует». — «А что же делать человеку, которому больно?» — спросил Юваль. «Ему следует сказать, — объяснила Кармит, — выбранный тобою образ действий меня не устраивает, и ты должен взвесить возможные последствия». — «А что же делать тому человеку, который поверил другому?» — спросил Юваль, чуть подумав. «А вот идиотом быть не следует. Кто же ему доктор», — ответила она и продолжила рассказывать про перипетии истории подруги. Юваль снова потерялся в ее рассказе, и ему стало казаться, что он видит, как постепенно приближается серая масса холмов и из подползающих руин бьют красные всполохи очередей. Он почувствовал, как у него перехватывает дыхание, и взгляд тонет в пыли и каком-то новом, никогда там не бывшем тумане. Тогда он решил тоже поехать на один из ее семинаров; Кармит согласилась, хотя и без особого энтузиазма. «Лучше бы ты сначала, как все, пошел к психологу», — сказала она.