— Вы меня... нс так поняли, сэр,— выдавил я из себя, глядя в пол.— Я имел в виду Совет Ныосменской Гильдии. Я хотел бы получить там место... И вы, френдлизцы, можете стать причиной, из-за которой мне откроется дверь. После того, что случилось с Дэйвом, моя совместная работа с Бесселем доказала, что я могу действовать без предубеждений... А если я и в дальнейшем буду придерживаться такой линии, то...
Я умолк и медленно взглянул на Преподобного Брайта. Он смотрел на меня с жесткой улыбкой.
— Ну что ж, твоя исповедь мне нравится,— сказал он.— Думаю, что мы поможем тебе,— его глаза Торквемады мимолетной улыбкой приветствовали меня.
Внезапно на столе раздался зуммер видеофона. Элдер Брайт нажал кнопку и повернулся к экрану, на котором возникло лицо пожилого человека.
— Вы приказали мне выяснить, Старейшина...— начал было он, но Брайт жестом остановил его и, посмотрев на меня, указал на дверь кабинета. Я встал и вышел в приемную. Минут через пять секретарь снова пригласил меня зайти. Брайт стоял за столом.
— Ньюсмен,— сказал он грубо,— меня предупредили, что члены Совета вашей «Гильдии» после событий на Ориенте настроены враждебно к нам, людям миров Френдлиза. И, скорее всего, ваши репортажи могут и не увидеть свет! А если это так, то какая же нам от вас, ньюсмен, польза?
— Но я...— я не говорил, что буду восхвалять ваш народ, сэр. Мне достаточно объективно осветить жизнь простых тружеников, простых людей ваших миров!
— Да,— кивнул он головой.— В этом что-то есть! Тогда пойдем и посмотрим на наших людей!
Брайт вышел из команты и по эскалатору провел меня в гараж. Мы сели в машину и поехали.
— Смотрите,— сказал священник, когда мы проезжали через небольшой городок.— Мы с муками выращиваем на наших каменистых почвах всего один урожай в год. И для того чтобы наш народ не голодал, мы вынуждены закупать продовольствие на других планетах. А для того чтобы достать на это деньги, мы вынуждены продавать своих юношей в солдаты. Что обезображивает их юные души, когда они отправляются на другие миры, чтобы принять участие в чужих войнах?
Я повернулся и увидел, что его глаза впились в меня.
— Отношение... к ним,— сказал я как можно растерянней. Брайт рассмеялся.
— Отношение?! Оставь простые слова, ньюсмен! Не отношение,— нет...— гордость! ГОРДОСТЬ!!! Худые, искусные лишь в труде и владении оружием, они для тех, кто их нанимает, всего лишь грязный убойный скот! И я тебя спрашиваю, ньюсмен, что им остается? Им остается только гордость, чтобы защитить себя!
Он печально улыбнулся.
— Вот что ты можешь увидеть здесь! Но что ты сможешь сделать своими статьями на других мирах? Научить скромности и гостеприимству тех, кто нанимает Детей Божьих?
Он вновь насмехался надо мной. Но я уже изучил его достаточно, чтобы не обращать внимания на это.
— Думаю, что если бы миры внезапно узнали, что ваши люди, Старейшина, более терпимы — не интересны, нет, а просто терпимы, то отношение к ним могло бы в корне измениться,— сказал я и посмотрел прямо в глаза старику.
Брайт отвел свой взгляд и, посмотрев в окно, вдруг приказал водителю:
— Остановитесь!
Мы находились в маленькой деревеньке. Одетые в черное люди двигались между одноэтажных бараков, сделанных из резины,— временных строений, которые на других мирах уже редко использовались.
— Где мы?— поинтересовался я.
— Этот город называется «Понимание Господа»,— ответил Брайт и открыл дверцу машины.— Кстати, ньюсмен, к нам направляется тот, кто очень хорошо вам знаком!
Действительно, фигура в военной форме приближалась к нам. Когда человек подошел к машине и остановился, я узнал в нем Джаймонта Блека.
— Здравствуйте, сэр,— приветствовал он отца Брайта.
— Да снизойдет на тебя благословение Господа нашего,— сказал в ответ Глава Объединенных Церквей. И не поворачиваясь ко мне, произнес:
— Надеюсь, ньюсмен, вы узнали этого человека? Так вот, я хотел бы... Форс-лидер,— обратился он к Блеку,— вы видели этого человека дважды. Первый раз, когда просили руки его сестры, и еще раз, на Новой Земле, когда он хотел получить пропуск для своего помощника. Что вы можете сказать о нем?
Глаза Джаймтона сузились, вглядываясь сквозь полумрак кабины в меня.
— Только то, что он любил свою сестру и хотел для нее лучшей жизни, чем бы я мог ей предложить,— спокойным, как и его лицо, голосом произнес офицер.— Он хотел спасти своего шурина...— Джаймтон повернулся к Брайту и сказал: — Я верю, что он честный человек, Старейшина.
— Я не спрашиваю вас, во что вы верите!— взорвался Брайт.
— Как хотите,— пожал плечами Джаймтон.