Чево

История последнего увлечения Йозефа была бы нестерпимо скучна для Марка, если бы не впадала в истерику абсурда. Нашего нового знакомого не интересовало в жизни практически ничего, кроме мобильных телефонов. За последние три года он сменил несколько десятков моделей, а теперь строил грандиозные планы. Синдром коллекционера? Желание самоутвердиться, быть самым-самым? — Марк формулировал предположения, словно фразы для учебника психологии. Но ведь старые, слегка поднадоевшие телефоны Йозеф дарил, продавал и терял без намека на жалость. А как жадно мечтал и бегал в поисках каждого нового экземпляра! И черт бы с ними, с телефонами, теперь у него был самый новый, управляемый только голосом, не требующий прикосновения руки! Но ведь вот до чего докатилось больное воображение! Йозеф обдумывал проект вшивания особой трубки под кожу человека, так, чтобы она была всегда с тобой, но в то же время не мешала передвигаться, работать, мыться, спать — да мало ли, в конце концов, чего делать. В общем, чтобы не мешала. Йозеф намеревался запатентовать свое изобретение и стать первым его пользователем после того, как обдумает еще одну деталь. Он пока что не мог решить, каким образом окружающие, заинтересованные и просто посторонние наблюдатели, будут догадываться о наличии у человека в голове самого престижного в мире телефона. Он предполагал, что это будет какая-нибудь мелкая деталь, вроде бирочки, торчащей из уха. Но эта деталь должна стать известной всем, она должна вызывать зависть и восхищение.

И еще, конечно же, Марк думал о своей ошибке. Как могло получиться, что по налаженному им информационному каналу сведения хлынули в обратную сторону? Он не имел права допускать подобных вещей!

Когда вечером Марк заехал за новоиспеченным приятелем, всерьез восприняв идею боулинга, его заплаканная жена сообщила, что какие-то три негодяя похитили Йози. Она ничего не знает, но, дескать, кто-то давно завидует ему и охотится за его гениальным изобретением.

Эта новость так обескуражила нашего бесстрашного разведчика, что он поспешно откланялся, даже не попытавшись быстро вчитаться в убитую горем рыжеволосую даму.

27

Ну и вот, значицца, пошли они в баню. Вернее, в Союз банных работников, понесли туда чучело Жучки, выполненное в натуральную величину. Было это на понедельниковом рассвете, и следовала за ними, перебегая от угла до угла, осторожная тень. (Видимо, Яромиру Кашице в эту утреннюю смену тоже не спалось.)

Лада какое-то время пошепталась с тщедушной (но вполне великодушной) начальницей душевого отделения товарищью Веревкиной и всё уладила. Правда, оная товарищь возжелала составить протокол оживления собачки и задала несколько вопросов.

— Какова причина гибели вашей питомицы? — заломила она сразу цену откровенности.

— Естественная, — кажется, чересчур поспешно выпалили трое.

Веревкина внимательно осмотрела Жучку, выдавая в себе ветерана ветеринарного дела, но послушно записала: «На теле чучела обнаружены следы естественной смерти». И зачем-то добавила вслух: «Аминь».

И вот понесли Жучку, только захлопнулась перед носом Адамовича дверь с надписью «Душ-и-губка». Что предстоит пережить его верной дворняге, он не знал. Через двадцать минут оттуда вышла санитарочка в розовом халатике с шильдиком на левой груди: «Ирочка Буженина» и поманила его пальцем:

— Всё в порядке, она отдыхает. Скоро вы увидите ее живой и невредимой, — а потом нежно и очень неожиданно добавила: — А я знаю, что вы ищете.

…в другой ее жизни она французская певичка Нина Буже…

Адамовича, если помните, переклинило на этом вопросе, поэтому он, забыв о конспирации, подскочил.

— Не знаю чево, — продолжала девушка вкрадчиво, — то есть, я знаю, что вы ищете тово-не-знаю-чево.

Спустя час Адамович, Кисса, Лада и воскресшая Жучка уже следовали за розовым халатиком незнамо куда. А Буженина прямо на ходу подгоняла к ним аккуратные тележки о том, что, мол, она живет некой двойной жизнью, что это здесь она банщица Буженина, а в другой ее жизни она французская певичка Нина Буже, и что, мол, ее патронесса и благодетельница герцогиня Флора знает всё на свете, даже то, чего не знает никто, и что, мол, она, Буженина их к Флоре сейчас отведет, и вообще обещала им райские кучи, попутно пытаясь соблазнить Адамовича.

И вот они все вместе пришли в лес. В лесу стоял замок, весь в лесах, на временной вывеске было намалевано желтой краской: «Стриптиз-клуб для слепых „Леди Годива“», а чуть пониже — извиняющееся: «Витрина оформляется». Навстречу им вышла хозяйка замка, герцогиня Флора, дама, страдающая хронической эмигренью, даже в старости сохранившая следы былого безобразия на лице.

Это от первого мужа, — пояснила она, — А это… — её взгляд упал на изваяния двух мраморных нутрий возле дверей, — прошу вас.