Сам Чичерин широко пользовался этим методом. Основываясь на тщательном анализе международных отношений, с помощью этого метода он предугадал многие события, которые сбылись почти с пророческой точностью. Еще в сентябре 1918 года, когда многим Антанта казалась единой монолитной силой, он в одном из своих писем Воровскому подчеркивал, что группировка империалистических держав, сплотившихся в Антанте, не столь уж прочна, как может показаться на первый взгляд и как это пытаются внушить на Западе. Антанта раздирается внутренними противоречиями, которые неизбежно должны привести к ее краху и возникновению новых комбинаций. Япония готовится к схватке с Америкой, для этого ей нужен союз с Германией. Разве это не похоже на предсказание будущего германо-японского союза времен антикоминтерна?
Чичерин был также одним из первых, кто разгадал серьезную опасность фашизма и предостерег от его недооценки. В октябре 1923 года в одном из своих писем полпреду СССР в Италии, имея возможность непосредственно наблюдать фашистов во время поездки на Генуэзскую конференцию, он пишет: «Итальянский фашизм не есть, конечно, уголовный бандитизм и не есть исключительно течение погромных банд, но все же это есть явление глубоко реакционное, которое притом на деле не дало ничего другого, кроме вульгарнейшей поддержки капиталистических интересов, иногда под мнимым соусом гармонии капитала и труда. Никакого социального эксперимента не было, если не считать экспериментом преследование коммунистов и разрушение коммунистических организаций».
За десять лет до прихода гитлеровцев к власти Чичерин со всей определенностью утверждал, что «торжество фашистов в Германии может быть первой ступенью для нового крестового похода против нас».
Но это не пророчество дельфийского оракула — нарком самым решительным образом предостерегал советских дипломатов от какого-либо прожектерства. Нет, это наука, основывающаяся на самом тщательном изучении многообразных событий и сложных явлений жизни. До сих пор актуально звучит его основная заповедь советским дипломатам: «Надо смотреть на реальность, а не рассуждать плохо сделанными обобщениями».
Как и всякая наука, если она не желает топтаться на месте, дипломатия должна быть активной, должна энергично развиваться, утверждал Чичерин. Каждое теоретическое положение должно быть обязательно проверено на практике, только практика может со всей определенностью выяснить ценность того или иного предложения, поможет отбросить надуманное, нежизненное.
25 сентября 1923 года Чичерин писал: «Дипломатия должна заключаться не в том, чтобы любезно отвечать на любезные авансы, спускать с лестницы при отсутствии любезных авансов и неподвижно сидеть на стуле, если другая сторона неподвижна. Дипломатия должна пускать в ход миллион всяких средств, но идти вперед, а не топтаться на месте, действовать активно, а не только реагировать на то, что делает другая сторона. Дипломатия не должна исходить из того, что все будут бросаться в ваши объятия. Дипломатия должна активно подготовлять стремление других сближаться с нами». Чичерин требовал от советских дипломатов осторожности и твердости. «Против нас, — писал он, — ополчаются самые утонченные представители государственного искусства, накопившегося в течение многочисленных поколений. Благородные лорды думают, что они могут нас обмануть как простачков, что они могут усыпить нас ложными миролюбивыми уверениями, но коммунистическая дипломатия отвечает на эти попытки неуклонной бдительностью и твердостью». Коммунистическая дипломатия воодушевлена классовой ненавистью пролетариата к своим врагам, она вооружена правдой, она пользуется поддержкой миллионов трудящихся.
Для осуществления целей дипломатии нужны постоянные контакты. Особенно ценны связи со странами, где плетутся империалистические заговоры против молодой республики. Без обобщения нельзя иметь сведений о политике страны, дипломат не может замыкаться в стенах своего кабинета. В письме Воровскому 16 октября 1921 года явно озабоченный событиями в Италии нарком рекомендует заводить знакомства среди депутатов и журналистов разных политических направлений.
Годом раньше то же требование он ставил и перед Иоффе: «Необходимо нашим представителям больше входить в контакт со всевозможными иностранными официальными и полуофициальными лицами. Система изолированности ведет к тому, что мы сами продолжаем нашу политическую блокаду».
Разнообразие связей, возможность всегда знать точки зрения противоположных направлений, чтобы, сопоставляя их, делать правильные выводы, — это наиважнейшее дело дипломатии, если она хочет оставаться тонким искусством политических действий, а не занятием прожектеров. Без этого нельзя, без этого бесплодность. Нельзя и без того, чтобы не проникнуться сознанием того действительного факта, что нет той гнусности, на которую многие буржуазные правительства не решились бы пойти по отношению к коммунистам, и что порой атмосфера, окружающая советского дипломата, есть атмосфера хитросплетений и лжи.