Чикатило. Явление зверя

В это время на кухне в квартире Чикатило царила семейная идиллия. Чикатило, Фаина и их дочь Людмила за столом перебирали гречку, отсортировывая темные зерна и шелушки. Работало радио, шел концерт, пела группа из Прибалтики «Опус», звучала популярная песня «Надо подумать». Певец и певица как бы вели диалог:

Я влюбился в первый раз
И так хочу увидеть вас,
Но где-нибудь в лесу, наедине.

Певица отвечала:

Комары и муравьи,
большие недруги мои,
и мама с папой запрещают мне.
– Ах, не бойтесь муравья,
если рядом с вами я,
обещаю до утра
защищать от комара.
Я и в поле и в лесу
Вас согрею и спасу.
Надо по-по-по-по-по-по-по-по-по-подумать!

Припев парень и девушка пели вместе:

Думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Надо, надо, надо, надо по-по-думать[16]

.

Мотив и слова песни были очень навязчивы. Чикатило поморщился:

– Фенечка, переключи, пожалуйста. Это не музыка, это черт знает что…

– Да ладно, не ворчи. Сейчас закончится, потом Пугачева будет или Гурченко, – возразила жена.

Людмила, не глядя на отца, быстро и умело перебирала гречку. По ее лицу было заметно, что ей неприятно находиться рядом с Чикатило.

…Овсянникова поднималась по лестнице. На площадке третьего этажа стояли трое оперативников в штатском. Старший лейтенант вопросительно посмотрела на них.

– Все в порядке, – очень тихо, одними губами сказал старший группы. – Из квартиры никто не выходил.

Овсянникова молча кивнула, начала подниматься на четвертый этаж.

…Чикатило, Фаина и Людмила заканчивали перебирать гречку.

– В эфире звучит песня «А знаешь, все еще будет». Музыка Марка Минкова, стихи Веры Тушновой. Исполняют заслуженная артистка РСФСР Алла Пугачева и ее дочь Кристина Орбакайте, – сообщил из динамика радиоприемника диктор.

Фаина одобрительно кивнула.

А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
и весну еще наколдует,
и память перелистает,
и встретиться нас заставит,
и еще меня на рассвете
губы твои разбудят.

– Фенечка, ну выключи, я прошу тебя! – раздраженно бросил Чикатило. – Ладно бы твоя Пугачева сама пела, а тут с дочкой…

– Мама, я пошла! – резко сказала Людмила и вышла из кухни.

Родители посмотрели ей вслед.

– Что это с ней? – спросил Чикатило.

– А с тобой? Ты чего на песни кидаешься? – укорила его жена.

– Не знаю… Спал, что ли, плохо… – Чикатило провел рукой по лицу. – Предчувствие какое-то…

…Овсянникова поднималась по лестнице, все медленнее и медленнее переставляя ноги по ступенькам. Наверху она посмотрела на двери квартир. Нужная ей дверь – обитая коричневым дерматином, с номером семнадцать – была прямо по центру площадки. Обычная, ничем не примечательная дверь.

Старший лейтенант остановилась, несколько секунд смотрела на номер, успокаиваясь. Наконец, сделав шаг, она протянула руку к звонку.

…Чикатило и Фаина сидели за столом, сиротливый холмик неперебранной гречки возвышался на пустой столешнице.

– В газете писали – это все от магнитных бурь. И голова болит, и сердце… – сказала Фаина.

– Да не болит у меня ничего… – отмахнулся Чикатило.

Из динамика доносилось:

Счастье – что оно? Та же птица:
упустишь – и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
тоже ведь не годится,
трудно с ним, понимаешь?[17]

…Овсянникова решительно нажала на кнопку звонка. Раздался мелодичный звон.

– …Кто это? – удивилась Фаина, услышав звонок.

– Понятия не имею, – пожал плечами мужчина и поднялся. – Пойду открою.

Он вышел в коридор, приблизился к входной двери. Фаина осталась на кухне одна, взялась за остатки гречки.

…Овсянникова стояла перед дверью. За ней были слышны шаги. Затем раздался мужской голос:

– Кто там?

– Это из райсобеса, я курьер Потапова, – Ирина говорила по легенде, спокойным, чуть усталым голосом. – У меня извещение для ответственного квартиросъемщика. Позвольте войти?

Щелкнул замок. Дверь открылась.

– Здравствуйте! – сказала Овсянникова и широко распахнула дверь, быстро отойдя в сторону. В ту же секунду на лестничной площадке возникли оперативники и вломились в квартиру. Послышался топот, возня, короткий мужской вскрик и долгий – женский.

* * *

Кесаев, Ковалев, Витвицкий, Липягин и Горюнов с напряженными лицами сидели в салоне «уазика», ожидая известий. Липягин нервно пристукивал зажигалкой по пластику столика.