Чикатило. Явление зверя

– Нет уж, это вы меня простите. На портрет, с которым вы носитесь, половина жителей области похожа, если на них очки и шляпы надеть. И свидетель ваш видел не убийцу, а кого-то человека, который увел мальчика смотреть собачку.

Витвицкий удивленно поглядел на полковника.

– Что вы на меня так смотрите, товарищ капитан? – сердито спросил тот. – Я тоже читал ваши отчеты. То, что мужчина, пусть даже в такой же шляпе, пошел куда-то с мальчиком, вовсе не значит, что он его убил. Кроме того, это ваше убийство произошло много месяцев назад.

– К чему вы клоните? – поинтересовался Кесаев.

– К тому, Тимур Русланович, что это случилось до того, как Шеин, Жарков и Тарасюк оказались в камере. Следовательно, по этому эпизоду следует допросить наших подозреваемых.

– Подозреваемых, против которых у нас толком ничего нет, кроме их признательных показаний, от которых они отказываются.

– Хорошо, – сдержанно кивнул Ковалев. – Но все, что у нас есть на вашу шляпу с очками, – это такая же куча домыслов, предположений и экспертных мнений посторонних людей. Что до Жаркова, Тарасюка и Шеина… Я приведу вам один аргумент, против которого у вас ничего не будет. С того дня, как они все втроем оказались в камере, не было найдено ни одного трупа с выколотыми глазами и отрезанными гениталиями.

Аргумент и в самом деле был весомым.

– Я думал об этом, – задумчиво сказал Витвицкий. – У меня нет ответа… Разве только предположить, что наш убийца работает в милиции, владеет информацией и затаился на время умышленно.

Повисла пауза. Даже Кесаев удивленно поглядел на капитана. А Ковалев так и вовсе вытаращился, потом издал идиотский смешок.

– Дорогие мои москвичи, дайте я вас сейчас расцелую, – неожиданно весело выдал он. – С тем же успехом, капитан, можно предположить, что детей убивают инопланетяне или снежный человек.

– Простите…

– Нет, Виталий Иннокентьевич, я не намерен больше никого прощать, – Ковалев мгновенно растерял всю свою веселость и заговорил резко и быстро, чеканя фразы: – Мне звонят из Москвы и устраивают головомойку. Потому что вы не желаете признавать очевидного. Вместо этого вы валите в одну кучу новые нераскрытые убийства. Дело пухнет как на дрожжах, а толку никакого. А может быть, стоит уже посмотреть правде в глаза и признать, что наш убийца – это три дурака, сидящих в камере?

– Если бы противоречия были только в показаниях, Александр Семенович… – вмешался Кесаев.

Ответить полковник не успел. Резко распахнулась дверь, и в кабинет ворвался Липягин. Лицо его было озабоченным и даже расстроенным. Ковалев посмотрел на вломившегося без приглашения заместителя как на врага народа.

– Что?! – рявкнул он зло.

– У нас труп в парке Авиаторов, – быстро доложил майор. – Девушка. Многочисленные ножевые ранения, глаза выколоты. И еще… – майор замялся, – убийца отрезал жертве соски, вырезал матку и унес с собой… Ну, в смысле отрезанного не нашли.

Ковалев завис над столом.

– Ну что, товарищ полковник, может, уже стоит посмотреть правде в глаза и признать, что сидящие в камере – не убийцы? – спросил следователь, хмуря брови.

Вместо ответа Ковалев лишь резко ударил кулаком по столу и глухо выматерился.

Часть VIII

Эксперты фотографировали жертву, криминалисты осматривали землю вокруг на предмет улик. В стороне топтались члены двух следственных групп.

– Что вы теперь скажете, Александр Семенович? – поинтересовался Кесаев, глядя в сторону тела, вокруг которого вертелся эксперт. – Почерк убийства – как под копирку. Могли Жарков, Шеин и Тарасюк сделать это из СИЗО?

Ковалев смолчал, нервно дымя сигаретой. Неожиданно взорвался Липягин, до этого молча вертевший спичечный коробок в руке.

– Он, сука, как издевается! «Черная кошка» котов рисовала, а этот… – Липягин в сердцах отшвырнул коробок в кусты. – И главное – на хуя?! Что это за болезнь такая уродская – над человеком измываться?

– Эдик! Люди кругом, – сухо одернул его начальник.

– Это не болезнь, – тихо сказал Витвицкий. – У него просто другое восприятие реальности, понимаете? Нормальный человек получает удовольствие от нормальных вещей – любит сладкое или соленое, смотрит на картины Левитана, улыбается в ответ на улыбку. А он… он любит несъедобное, понимаете?

– Вундеркинг, что ли?

– Вундеркинд, Эдик, – поправил Ковалев и повернулся к Витвицкому. – Это вы ловко придумали – про уникальность. Только мне кажется, тут все проще. У Жаркова, Шеина и Тарасюка есть еще один подельник. Или – подельники. Вот они нас и дразнят…

– Прекратите! – неожиданно взвился Кесаев. – Тут человека зверски убили, надругались на телом, и майор правильно сказал – почерк такой, что ни с чем не спутаешь. А вы все дудите в свою дуду…

– Товарищ полковник, выбирайте выражения! – сквозь зубы процедил Ковалев.

– Вы тоже, – наплевав на дипломатию, огрызнулся Кесаев и бросил Горюнову: – Подготовьте полный отчет и мне на стол.

После чего повернулся и не оглядываясь пошел к стоящей за кустами «Волге». Через несколько секунд донесся хлопок дверцы, и машина, вырулив из-за кустов, покатила по дороге.

Ковалев затушил сигарету. К офицерам подошла Овсянникова.