Чикатило. Явление зверя

В это время на кухне в квартире Чикатило царила семейная идиллия. Чикатило, Фаина и их дочь Людмила за столом перебирали гречку, отсортировывая темные зерна и шелушки. Работало радио, шел концерт, пела группа из Прибалтики «Опус», звучала популярная песня «Надо подумать». Певец и певица как бы вели диалог:

Я влюбился в первый раз
И так хочу увидеть вас,
Но где-нибудь в лесу, наедине.

Певица отвечала:

Комары и муравьи,
Большие недруги мои,
И мама с папой запрещают мне.
— Ах, не бойтесь муравья,
Если рядом с вами я,
Обещаю до утра
Защищать от комара.
Я и в поле и в лесу
Вас согрею и спасу.
Надо по-по-по-по-по-по-по-по-по-подумать!

Припев парень и девушка пели вместе:

Думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай, думай.
Надо, надо, надо, надо по-по-думать[16]

.

Мотив и слова песни были очень навязчивы. Чикатило поморщился:

— Фенечка, переключи, пожалуйста. Это не музыка, это черт знает что…

— Да ладно, не ворчи. Сейчас закончится, потом Пугачева будет или Гурченко, — возразила жена.

Людмила, не глядя на отца, быстро и умело перебирала гречку. По ее лицу было заметно, что ей неприятно находиться рядом с Чикатило.

…Овсянникова поднималась по лестнице. На площадке третьего этажа стояли трое оперативников в штатском. Старший лейтенант вопросительно посмотрела на них.

— Все в порядке, — очень тихо, одними губами сказал старший группы. — Из квартиры никто не выходил.

Овсянникова молча кивнула, начала подниматься на четвертый этаж.

…Чикатило, Фаина и Людмила заканчивали перебирать гречку.

— В эфире звучит песня «А знаешь, все еще будет». Музыка Марка Минкова, стихи Веры Тушновой. Исполняют заслуженная артистка РСФСР Алла Пугачева и ее дочь Кристина Орбакайте, — сообщил из динамика радиоприемника диктор.

Фаина одобрительно кивнула.

А знаешь, все еще будет!
Южный ветер еще подует,
И весну еще наколдует,
И память перелистает,
И встретиться нас заставит,
И еще меня на рассвете
Губы твои разбудят.

— Фенечка, ну выключи, я прошу тебя! — раздраженно бросил Чикатило. — Ладно бы твоя Пугачева сама пела, а тут с дочкой…

— Мама, я пошла! — резко сказала Людмила и вышла из кухни.

Родители посмотрели ей вслед.

— Что это с ней? — спросил Чикатило.

— А с тобой? Ты чего на песни кидаешься? — укорила его жена.

— Не знаю… Спал, что ли, плохо… — Чикатило провел рукой по лицу. — Предчувствие какое-то…

…Овсянникова поднималась по лестнице, все медленнее и медленнее переставляя ноги по ступенькам. Наверху она посмотрела на двери квартир. Нужная ей дверь — обитая коричневым дерматином, с номером семнадцать — была прямо по центру площадки. Обычная, ничем не примечательная дверь.

Старший лейтенант остановилась, несколько секунд смотрела на номер, успокаиваясь. Наконец, сделав шаг, она протянула руку к звонку.

…Чикатило и Фаина сидели за столом, сиротливый холмик неперебранной гречки возвышался на пустой столешнице.

— В газете писали — это все от магнитных бурь. И голова болит, и сердце… — сказала Фаина.

— Да не болит у меня ничего… — отмахнулся Чикатило.

Из динамика доносилось:

Счастье — что оно? Та же птица:
Упустишь — и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
Тоже ведь не годится,
Трудно с ним, понимаешь?[17]

…Овсянникова решительно нажала на кнопку звонка. Раздался мелодичный звон.

— …Кто это? — удивилась Фаина, услышав звонок.

— Понятия не имею, — пожал плечами мужчина и поднялся. — Пойду открою.

Он вышел в коридор, приблизился к входной двери. Фаина осталась на кухне одна, взялась за остатки гречки.

…Овсянникова стояла перед дверью. За ней были слышны шаги. Затем раздался мужской голос:

— Кто там?

— Это из райсобеса, я курьер Потапова, — Ирина говорила по легенде, спокойным, чуть усталым голосом. — У меня извещение для ответственного квартиросъемщика. Позвольте войти?

Щелкнул замок. Дверь открылась.

— Здравствуйте! — сказала Овсянникова и широко распахнула дверь, быстро отойдя в сторону. В ту же секунду на лестничной площадке возникли оперативники и вломились в квартиру. Послышался топот, возня, короткий мужской вскрик и долгий — женский.

* * *

Кесаев, Ковалев, Витвицкий, Липягин и Горюнов с напряженными лицами сидели в салоне «уазика», ожидая известий. Липягин нервно пристукивал зажигалкой по пластику столика.