— Конечно. Связистом в ГСВГ. В Берлине.
— Семейное положение?
— Женат, двое детей.
Директор хмыкнул.
— Вы, Андрей Романович, просто человек с идеальной биографией.
— Мне скрывать нечего, — улыбнулся мужчина.
— Скажите, а зачем вам в педагогику? Вы же с детьми никогда не работали, — снова спросил директор, он будто чувствовал в сидящем перед ним человеке гнильцу и пытался вытащить ее наружу, но анкета у Чикатило и в самом деле была идеальной.
— Дети — наше будущее, — объяснил тот. — Знаете, я много в своей жизни учился, и мне кажется, что пришла пора делиться знаниями. Время собирать камни и время разбрасывать, так сказать…
— Детям вы тоже подобные цитаты приводить собираетесь? — нахмурился директор.
— Нет, что вы, — смутился Чикатило. — Детям это не нужно. Детям это… коммунистическое воспитание, Макаренко… — он снова нащупал нужную мысль и продолжил уже уверенно, воодушевляясь с каждым словом: — А вообще дети про партизан любят. Я помню себя мальчишкой…
— Все это очень интересно, Андрей Романович, — оборвал его директор, — но не к месту. В общем, так: сейчас лето, дети на каникулах, учителя в отпусках, потому возьму вас пока на должность заведующего учебной частью. Познакомитесь со школой, обвыкнитесь. С первого сентября переведем вас на должность учителя русского языка и литературы. А там посмотрим.
Чикатило счастливо улыбнулся.
Это было тринадцать лет назад. Тогда еще все были молоды и живы.
Стояло раннее субботнее утро. Настолько раннее, что советские трудящиеся в большинстве своем еще отсыпались после рабочей недели. Витвицкий тихонько вышел из своего номера, закрыл дверь и повернул ключ. В утренней тишине замок щелкнул будто выстрел. Капитан напружинился, боясь разбудить соседей по гостинице, но оказалось, что не все соседи спят. С другой стороны коридора послышался похожий щелчок. Виталий обернулся — по коридору от своего номера к нему вальяжно шел Некрасов:
— А, Виталий Иннокентьевич. Куда это ты в свой законный выходной?
— Встречный вопрос, Евгений Николаевич, — улыбнулся мужчина.
Некрасов громко рассмеялся, он явно не боялся кого-то разбудить, а скорее просто не думал, что кто-то может спать в то время, когда он проснулся.
— У ученых выходных не бывает, коллега. Я наконец-то получил разрешение на беседу с задержанными, — профессор зашагал по коридору, и Витвицкому пришлось идти следом, чтобы не прерывать разговор. — Этот майор… как его? Липягин? Он меня все завтраками кормил — то в СИЗО санобработка, то машины нет, то у них там подозрение на дизентерию… Но вот, добился! Сейчас позавтракаю — и еду.
— Могу я вам чем-то помочь? — из вежливости поинтересовался Витвицкий.
Некрасов остановился и посмотрел на бывшего ученика, будто прикидывая его возможности:
— Пожалуй, что да. Не в службу, а в дружбу, Виталий, сбегай в гастроном, купи бутылку кефира. И саек, которые по три копейки, ну знаешь, — пару штук. Бог его знает, сколько я там пробуду, а организм свое требует!
Ученый хлопнул себя по животу и рассмеялся.
— Да, конечно, Евгений Николаевич.
— И вот еще! Купи мне куклу.
— Куклу? — опешил капитан.
— Да, обыкновенную пластмассовую куклу, — как само собой разумеющееся пояснил Некрасов. — Побольше размером. Знаешь, есть такие… «Аленка», кажется, называются.
— Но…
— Потом объясню, — оборвал Некрасов и бодро зашагал к лестнице.
Не спали в свой законный выходной не только Некрасов с Витвицким. Кесаев с раннего утра работал с документами, полагая, что его никто не отвлечет. Потому на стук в дверь он удивленно приподнял бровь:
— Войдите!
— Доброе утро, Тимур Русланович, — на лице вошедшего Липягина возникла чуть заискивающая улыбка. — Вы уже на посту.
— Мы всегда на посту, товарищ майор, — сухо ответил следователь, который подобного тона не выносил. — Вы что-то хотели?
— В вашем заключении по делу «дураков»… Ну, по этим троим… Там нет рекомендации передать дело в суд.
— Разумеется. Я такой рекомендации не писал.
— Но все же понятно…
Кесаев посмотрел на майора: дурак или ваньку валяет?
— Вы, Эдуард Константинович, фильм «Вечный зов» смотрели?
— А как же! — снова улыбнулся мужчина. — Два раза.
— Значит, должны помнить слова, сказанные председателем колхоза Панкратом Назаровым, когда его заставляли раньше времени сев начинать. Да?
Майор заметно погрустнел. По всему было видно, что кино он действительно смотрел и цитату помнит.
— Так что он говорил? — уточнил Кесаев.
— Что торопливость нужна в двух случаях — при ловле блох и при поносе… Но товарищ полковник!
— Без но, товарищ майор. Можете идти.
Пробормотав «Так точно», Липягин вышел. А Тимур Русланович задумался. С чего это майор так оживился? Распоряжение Ковалева? Или в отсутствие начальства решил инициативу проявить?
Кесаев взял ручку, собираясь вернуться к прерванному занятию, но спокойно поработать с документами в это утро ему было не суждено. Затрещал телефон. Мужчина поднял черную эбонитовую трубку со старенького аппарата.
— Кесаев. Слушаю.
Из трубки донесся раскатистый начальственный бас. Кесаев слушал, постукивая ручкой по столу.