Офицеры поспешно отводили глаза, конфликтовать с новым начальством никому не хотелось. Овсянникова тихонько толкнула локтем Витвицкого, ободряюще подмигнула, мол, давай скажи, это шанс!
— Хм… Гм… Можно мне? — поднялся Витвицкий.
Он уже мысленно приготовился говорить, но сказать ему не дали.
— Можно кое-кого за кое-что, — зло зыркнул на капитана Брагин. — Вы что, товарищ офицер, уставного обращения не знаете?! Имя, фамилия?
— Капитан Виталий Витвицкий. Я хотел…
— Вы хотели перебить начальника, капитан, — с новой силой накинулся полковник. — И сделали это. Сядьте! И вы, Липягин, тоже. Дисциплина у вас в группе, товарищи, отвратительная. Потому и результат такой. А мне в министерстве прямо сказали: времени больше нет! Поэтому жду сегодня до пяти часов всех участников расследования с предложениями у себя в кабинете. Всё, товарищи, все свободны. Идите работайте.
— Susanna, Susanna mon amour, — надрывался магнитофон хриплым голосом Адриано Челентано.
На столе рядом с магнитофоном стояла початая бутылка коньяка, лежала нехитрая закуска. За столом сидел полуголый нетрезвый Черемушкин и попыхивал сигаретой.
Из ванной в одной простыне вышла Алла, пританцовывая на ходу. Увидев ее, Черемушкин бросил сигарету в пепельницу, поднялся из-за стола и тоже принялся танцевать энергично и нелепо, как это обычно делают пьяные люди.
Челентано продолжал петь из магнитофона:
— Между прочим, у меня завтра день рождения! — Теперь Алла пританцовывала вокруг Черемушкина.
— И сколько же тебе стукнет?
— Целых двадцать шесть!
— Да ты старушка уже! — пьяно рассмеялся Черемушкин.
— Я тебя приглашаю в гости. Будут мои знакомые, родня…
Черемушкин резко остановился и выключил магнитофон, заставив замолкнуть любимого миллионами советских женщин итальянца. Алла тоже перестала танцевать и смотрела на него непонимающе.
— Нет, Алюсик, в гости — это я нихт.
Во взгляде девушки удивление сменилось обидой.
— Почему, Костик? Я думала — вот познакомлю тебя…
Ее обида отчего-то показалась ему забавной, и он рассмеялся:
— Мне нельзя. Я же секретный физик. Но! — Он пьяным жестом воздел вверх указательный палец. — Но у меня есть для тебя подарок. Закрой глаза.
— Вот еще, — все еще обиженно фыркнула девушка.
— Закрой, закрой, не пожалеешь! — пообещал он.
Алла нехотя закрыла глаза, принимая правила игры. Черемушкин подошел к серванту, открыл дверцу и достал серьги, те самые, что еще недавно красовались в ушах убитой им Астафьевой. Прикрыв сервант, он подошел к Алле, держа серьги перед собой.
— А теперь открывай.
Девушка открыла глаза, Черемушкин подбросил украшения на открытой ладони.
— Ап!
— Это мне? — Увидев дорогие сережки, Алла расплылась в улыбке и сразу забыла об обиде. — Серьезно?! Ой…
— Тебе, тебе, — улыбнулся Черемушкин. — Давай, мать, примерь. Ты теперь большая уже, серьезно выглядеть должна.
Алла повернулась к зеркалу, придерживая локтями простыню, вдела серьги в уши. Радостно улыбнулась и снова начала пританцовывать, напевая:
— Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна мон амур!
Простыня соскользнула на пол, но Алла не придала этому никакого значения, продолжая танцевать перед зеркалом голая, в одних серьгах.
Зрелище было возбуждающим. Черемушкин подошел, обнял ее сзади, поцеловал в шею, притянул к себе.
— Нравятся?
— Очень! — призналась Алла и тут же спохватилась немного наигранно. — Но они же страшно дорогие…
— Ерунда! Забудь. Надо — еще достану.
Он принялся прикасаться руками к ее обнаженному телу, целовать горячо и требовательно.
— Но все же, Костик, откуда? — чуть отстранилась она.
— От верблюда, — расхохотался в ответ Черемушкин, подхватил Аллу на руки и бросил на кровать.
После совещания, на котором участники расследования познакомились с «варяжским гостем» Брагиным, многим потребовалось выговориться. В лестничной курилке было шумно — оперативники делились впечатлениями.
— Ни хрена себе новую метлу из Москвы прислали… — Попыхивая «Примой», качал головой седоусый опер, помнивший еще холодное лето пятьдесят третьего года.
— Это не метла — целые грабли, — согласился с ним молодой коллега.
— Или вилы! — Засмеялся старлей, дымивший модным «Ядраном».
На лестницу вышел Липягин. Он услышал обрывок разговора, уловил общее настроение и усмехнулся.
— Нам теперь Тимур Русланович как Леонид Ильич будет вспоминаться… При нем был застой — но и колбаса была!
Оперативники рассмеялись.
Стоящий в сторонке Горюнов тоже улыбнулся.
— Про застой это ты хватил, конечно… — отметил он и подмигнул Липягину. — Но, похоже, мы теперь, как зэки на киче после смены кума, — знаем, против кого будем дружить.