Горюнов усмехнулся, хлопнул ладонью по руке Липягина. Оба засмеялись, довольные тем, что мыслят в одном направлении.
— Может, пивка вечерком дернем? — спросил Горюнов. — Я одного дедка на рынке нашел, он таких вяленых лещей продает…
— С радостью, да не могу, — Липягин развел руками. — Шеф сегодня из отпуска прибывает, надо встретить. Он еще не знает, какой «подарочек» тут его ждет…
Полковник Ковалев вернулся с отдыха посвежевшим, бодрым. Он выбрался из служебной «Волги» возле здания УВД, подал руку Липягину, тот сжал ее, как клешнями:
— С прибытием, Александр Семенович!
— Здравствуй, Эдик. — Ковалев ответил на рукопожатие. — Ты чего так жмешь?
— Прости, задумался. — Липягин развел руками. — А ты прямо как новенький. Хорошо отдохнул?
— Ну как сказать отдохнул… С семьей — это разве отдых? Это работа сверхурочно!
Оба рассмеялись, закурили.
— Сорока на хвосте принесла — из Москвы нового начальника прислали с широкими полномочиями? — спросил Ковалев.
— Там такой барбос — пиздец всему, — хмыкнул Липягин. — Язык подвешен, будь здоров. Про перестройку и прочее речи задвигает не хуже Горбачева.
— И это тоже слышал. Поэтому я пока в сторонке постою, посмотрю. Древние китайцы что говорят? — Ковалев иронично улыбнулся.
— Что?
— Хочешь, чтобы тигр упал в яму, — дай ему подойти к ее краю. — Ковалев выкинул окурок.
Липягин рассмеялся.
— Но поручкаться мне с ним придется, конечно, — продолжил Ковалев. — Ты узнай, когда он свободен, и доложи. Я буду у себя. А вечерком с Олей давайте к нам: посидим пообщаемся, про море расскажем.
— Обязательно! — заверил начальника Липягин.
1992 год
Зал суда, как обычно, был полон народа. Люди выглядели угрюмо, сосредоточенно, даже деловито. Первые эмоции уже схлынули, и теперь на лицах многих читался мрачный интерес: когда и чем это закончится?
Чикатило сидел в своей клетке, шарил взглядом по потолку, по стенам, по полу, старательно не встречаясь глазами ни с кем в зале. По его лицу блуждала кривая ухмылка, и со стороны казалось, что он нетрезв либо не в себе.
Вошел секретарь, объявил дежурно:
— Встать! Суд идет!
Собравшиеся вразнобой поднялись с мест, сидеть остался только Чикатило. Он словно бы не слышал голоса секретаря.
— Подсудимый! — Секретарь повысил голос. — Встаньте! Проявите уважение к суду!
Чикатило продолжал шарить взглядом по потолку, кривил губы и словно бы не слышал. Из зала закричали, задыхаясь от ненависти:
— Встань, сука!
— Встань, пидор!
— Тварь, блядь! Встал бегом!
Чикатило продолжал сидеть и озираться.
Поднялся шум, отдельные выкрики слились в общий рев. В этот момент вошел судья, прошел на свое место, сел.
— Порядок в суде! Тишина! Тишина! — прокричал судья, но люди не унимались. Сказывалось накопившееся за предыдущие заседания нервное напряжение, требовавшее выхода.
Чикатило продолжал сидеть. Люди в зале покидали свои места, пробираясь между рядами стульев в сторону клетки. Охранники, растерянно переглядываясь, взялись за оружие. В зале стоял крик и мат, словно началась драка.
Судья поднял папку с делом и с силой ударил ею о стол — звук, похожий на пушечный выстрел, перекрыл все.
— Внимание! — рявкнул судья, и в зале стало тихо. — Если порядок не будет восстановлен, я прикажу очистить зал! Заседание будет идти при закрытых дверях.
Люди, словно опомнившись, умолкли, нехотя стали возвращаться на свои места, ворча, рассаживались.
— Подсудимый, — обратился судья к Чикатило, — почему вы не встали?
Чикатило перестал блуждать взглядом по стенам и потолку, повернулся и посмотрел на судью.
— Что?! А? — спросил он, старательно изображая человека, находящегося в пустой комнате. — С кем я говорю?
— Подсудимый Чикатило! — голос судьи зазвенел. — Вы меня слышите?
— Кто здесь?! — завертел головой Чикатило.
В зале снова зашумели, судья зыркнул на секретаря, но тот лишь виновато развел руками — а что я могу сделать?
Ковалев разговаривал по телефону, когда к нему в кабинет вошла, предварительно постучав, Овсянникова.
— Да, и пусть усилят патрулирование в районах остановок, промзон, магазинов, заброшенных строений, — говорил в трубку Ковалев. — Всех задержанных обыскивать и тщательно опрашивать…
— Мне позже войти? — спросила Ирина.
Ковалев отрицательно помотал головой, указал на стул, зажал трубку ладонью, прошипел:
— Садись! Я сейчас…
Овсянникова села, сложила руки на столе, как школьница.
— По результатам — сразу мне, ясно? Да, мне лично, напрямую. Работайте.
Ковалев закончил разговор, положил трубку, кивнул Овсянниковой:
— Привет. Очень хорошо, Ирина, что ты зашла.
— Александр Семенович, я по поводу версии капитана Витвицкого, — сразу взяла быка за рога Овсянникова.
— А сам он что, шибко гордый? — нахмурился Ковалев.
— Ну не шибко… — растерялась старший лейтенант.
— Но гордый. Понял. Скажу так: версию его знаю, но не согласен с ней. Поняла?