Чикатило. Зверь в клетке

Ропот усилился. Судья похлопал ладонью по столу, призывая всех к порядку. Но остановить недовольство в зале было уже не так просто. Да и человек в клетке повысил голос настолько, что теперь значение его невнятного бормотания прояснилось — это были слова «Интернационала»:

Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.

Подсудимый кричал уже в полный голос, распахивая рубаху на груди:

Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был никем — тот станет всем!

— Закройте рот, подсудимый! — повысил голос судья. — В газетах пишут, что вы ненормальный! А вы — нормальный!

Словно пытаясь оспорить это утверждение, подсудимый спустил штаны, раскинул в стороны руки и застыл перед судом со спущенными штанами и обнаженным членом.

Напрасно судья стучал по столу, призывая к порядку. Люди в зале возмущались, а тот, кто вызвал это возмущение, продолжал кричать:

Это есть наш последний
И решительный бой;
С Интернационалом
Воспрянет род людской!

Клепацкий поспешно убрал кусок арматуры обратно в карман.

Под негодующие крики конвоиры выволокли наконец подсудимого из клетки, завернули ему руки за спину и потащили к расположенной рядом лестнице, которая уходила вниз, во тьму, словно в преисподнюю.

Человека из клетки увели по ступеням, затих где-то далеко внизу «Интернационал», но в зале спокойнее не стало. Люди были раздражены.

А Клепацкий смотрел и смотрел с ненавистью на пустую клетку. Наконец он вынул руку из кармана. Пальцы молодого человека нервно подрагивали, выдавая пережитое напряжение.

* * *

Овсянникова и Витвицкий вышли из здания УВД и не спеша двинулись к автобусной остановке, разговаривая на ходу.

— Завтра снова поеду в Батайск, — сказала Ирина.

— Почему ты? — удивился Витвицкий.

— Потому что уже впряглась. Потому что инициатива наказуема. Потому что так начальство сказало. Теперь загоняют поездками.

— Я бы предложил тебе отказаться, но ты ведь не откажешься, — нахмурился Витвицкий.

Овсянникова улыбнулась:

— Вы удивительно проницательны, товарищ капитан.

— В каком смысле? Почему?

— Потому что в нашей работе долг выше личных желаний. А со мной все совсем плохо — я, помимо чувства долга, еще и работу свою люблю.

Витвицкий остановился.

— И долго так будет продолжаться?

— В смысле? — не поняла Овсянникова.

— В прямом. Я просто хочу знать: если мы поженимся, мне что, придется делить тебя с работой и долгом?

Овсянникова посмотрела на Витвицкого, чуть улыбнулась.

— Это ты мне так сейчас предложение делаешь?

Витвицкий стушевался.

— Я гипотетически…

— Ну если гипотетически, — Ирина рассмеялась, — тогда я тоже хочу знать: мне ведь придется делить тебя с твоей наукой?

— Я ведь все время с тобой. Даже когда не рядом.

— Я тоже. — Овсянникова взяла его за руку. — Поедем ко мне?

— Лучше ко мне, в гостиницу. Мне надо поработать, а все материалы в номере, и…

Витвицкий осекся.

— В гостиницу не поеду, — покачала головой Ирина. — Надо отоспаться, двое суток на ногах, а на чужих кроватях я плохо сплю.

Подъехал автобус. Овсянникова коротко поцеловала Витвицкого в щеку, пошла к дверям.

— Ты обиделась? — спросил ее в спину Виталий.

Она обернулась уже на ступеньках и ответила неожиданно весело:

— Если только на гипотетическое предложение.

Двери с шипением закрылись, автобус уехал. Витвицкий в одиночестве остался на остановке — нескладный, неприкаянный, словно пугало на огороде осенью.

* * *

Он отправился в гостиницу и сел за работу, чтобы отвлечься и как-то избыть неприятное послевкусие разговора с Ириной. Работа не шла, Витвицкий все время отвлекался по мелочам, злился на себя, на то, что ляпнул, не подумав, на ситуацию в целом…

Поток его рефлексии прервал стук в дверь. Витвицкий взглянул на часы и бросился к дверям, улыбаясь, уверенный, что пришла Овсянникова. Но улыбка сошла с лица капитана, когда он распахнул дверь: на пороге стоял Горюнов.

— Судя по этому театру мимики и жеста, ты ждал свою пассию, а не меня.

Витвицкий вспыхнул, но Горюнов успокаивающе выставил перед собой ладони:

— Простите, совсем забыл. Вы ждали.

— Что вам нужно, Олег Николаевич? — мрачно спросил Витвицкий.

— Зайду?

Витвицкий замялся, но Горюнов не собирался миндальничать.

— Ну, не тяни, Виталий Иннокентьевич. Поговорить надо.

Витвицкий вздохнул, отступил, сделал приглашающий жест. Горюнов вошел, окинул взглядом номер — с прошлого его появления здесь мало что изменилось.

Подойдя к столу, майор по-хозяйски сдвинул документы, не обращая внимания на поджатые губы Витвицкого, выставил на стол плоскую бутылку коньяка, взял с полки два стакана, поставил рядом с бутылкой и сел.

— Я не пью, — сухо сказал Витвицкий.