— Меня мать… — Чикатило перестал улыбаться и нервно сглотнул. — Мама в погреб запирала. На целый день. Мы тогда в селе жили.
Он сделал паузу, словно бы собираясь с мыслями, и заговорил более связно.
— В селе жили. Голод был. Сильно все голодали, есть нечего было совсем. Ну война же была, вы знаете. И мать меня в погреб запирала. Вместе с братом. Брат у меня был. Степа. Степан Романович.
— Зачем мать запирала вас с братом в погреб? — голос профессора звучал спокойно, даже мягко. — Это было наказание?
— Нет, нет. Она нас прятала. А потом Степан… Он убежал. Он маленький был, шустрый такой, — Чикатило снова улыбнулся, будто ему стало тепло на душе от нахлынувших воспоминаний, — кудрявый… Он убежал и больше уже не приходил. И я в погребе один сидел.
— Почему ваш брат больше не приходил? — в голосе высокого прозвучало недоумение. — Что с ним случилось? Он убежал из дома? Куда?
— Нет, не убежал, — в глазах Чикатило появились вдруг слезы. — Его дядьки съели.
В комнате повисла тишина, члены комиссии непонимающе переглядывались.
— Что вы сказали, простите? — уточнил профессор. — В каком смысле — «съели»?
— В простом. Голод же был. Степушку поймали дядьки́ из соседней хаты и съели. А меня мама в погребе ховала[9]
. Мама хорошая была.Члены комиссии заговорили в голос. Если Чикатило хотел внести смуту в работу комиссии, ему это удалось. Старенький профессор поднялся, постучал ладонью по столу.
— Товарищи. Товарищи, перерыв. — И мягко попросил, повернувшись к охране: — Уведите, пожалуйста, больного.
— …Под ногтями погибшей Аллы Савельевой обнаружены частицы кожи, принадлежащие стороннему лицу. На одежде обнаружены прилипшие волоски, идентифицированные как овечья шерсть. По структуре она совпадает с шерстью, обнаруженной на одежде предыдущей жертвы. У меня всё. — Эксперт закончил доклад и сел.
На совещании сейчас было немноголюдно. Брагин обвел тяжелым взглядом всех присутствующих:
— Ну? Какие будут соображения? Версии? Варианты? Молчите? Тогда я скажу. Преступник водит нас за нос. Да нет, он просто издевается над следствием! Вдеть серьги, снятые с одной жертвы, в уши другой — это именно что издевательство!
— А если он подарил эти серьги Савельевой? — задумчиво произнес Витвицкий и принялся рассуждать вслух, так, словно находился в кабинете один. — Он, скорее всего, местный. Мужчина, молодой. Любит, что называется, красивую жизнь и имеет машину.
— Домыслы! — недовольно фыркнул Брагин. — И потом: что значит «подарил серьги»? Зачем?
— Мог расплатиться, — поддержал капитана Горюнов. — За сексуальные услуги, например.
— Позвольте? — подал голос эксперт.
Брагин покосился на эксперта, тот выглядел безобидно, и полковник раздраженно кивнул, говори, мол.
— Хочу напомнить, что на теле Савельевой нет следов сексуального насилия.
— Вот! — обрадовался Брагин. — Преступник вдел серьги нарочно. Он знает о каждом нашем шаге!
— Странный вывод… — тихо проговорил Витвицкий.
— Вы позволяете себе обсуждать руководство, при этом не высказав ни единой версии, товарищ капитан? — Зло поглядел на него Брагин. — Я вас правильно понял?
Виталий хотел было что-то сказать, но в этот момент Ирина под столом тихонько взяла его за руку. Капитан посмотрел на девушку, заметно успокоился и ничего не ответил на выпад начальства.
— Последнее убийство ясно показывает — у убийцы есть информатор в УВД, — чеканил между тем Брагин. — Он передает потрошителю данные о ходе расследования. И изобличить этого иуду — наша первоочередная задача.
К гаражам на окраине Батайска подъехал бежевый жигуленок. Остановился и погасил фары.
Смеркалось. Вечерами у гаражей не было ни души, сюда и в другое время немногие захаживали. Между боксами в тени деревьев было уже почти темно, лишь далеко, в конце ряда гаражей, тускло светился одинокий фонарь.
Черемушкин вышел из машины, подошел к одному из боксов, отпер железные ворота, шагнул внутрь и щелкнул выключателем. Под потолком зажглась желтая лампочка, висящая на коротком витом проводе. Парень огляделся. В гараже было пусто и сухо.
Удовлетворившись увиденным, Черемушкин вернулся к машине, сел за руль, неспешно заехал в бокс. Он заглушил мотор, вышел, аккуратно закрыв дверь, забрал из багажника сумку и ласково провел ладонью по полированному боку машины.
— Ну вот, моя ласточка, — мягко, с нежностью, какой от него не слышала ни одна женщина, произнес Константин, — тут тебя никто не найдет.
С этими словами он потушил свет, поспешно запер ворота и, на всякий случай оглянувшись по сторонам, быстро пошел прочь.
Липягин шел по коридору злой и угрюмый. Это было его нормальное состояние после совещаний с новым начальством. Майор не хотел признаваться даже себе, но факт оставался фактом: он уже почти скучал по Кесаеву. Если тот был просто гвоздем в заднице, то Брагин казался ржавым шурупом.
На мысли о крепежных изделиях и пятой точке Липягина нагнал Горюнов:
— Ну чего теперь делать будем, майор? — спросил Олег Николаевич без предисловий.
— Штирлица ловить, ты же слышал, — со злой усмешкой отозвался Липягин. — Кругом враги. Шпион среди нас.