Чикатило. Зверь в клетке

— Да? Я… Я иду, — забормотал Чикатило и вдруг снова обернулся, почти закричал, неожиданно резко. — А вы?!

— Прямо! — скомандовал холодно один из конвоиров. — Осужденный, выполняйте!

Чикатило замешкался, снова с надеждой поглядел на офицера, будто искал у него защиты, будто хотел сейчас услышать от него другое решение.

Конвоир подтолкнул Чикатило в распахнутую дверь, второй начал закрывать дверь. Но Чикатило вдруг резко развернулся и заорал через приоткрытую дверь высоким истеричным голосом:

— Почему меня не помиловали? А мораторий на смертную казнь? У нас свобода!

Конвоиры навалились на дверь.

— Где журналисты? — Чикатило забарабанил кулаками по гулкому железу. — Почему нет журналистов?! Я хочу сделать заявление!

Под натиском конвоиров дверь закрылась, лязгнул засов.

Чикатило затравленно обернулся. В расстрельном кабинете — небольшом помещении два на три метра — не должно было находиться никого, кроме него. Но почему-то он увидел перед собой мальчишку с косо повязанным пионерским галстуком. Он увел его с железнодорожной платформы, чтобы показать щенка овчарки. Кажется, мальчика звали Сережа…

Сейчас Сережа смотрел на него с превосходством.

— Струсил? — спросил он с насмешкой. — Трус-трус, белорус, на войну собрался…

Чикатило обернулся и снова принялся стучать в дверь:

— Откройте! Вы не имеете права! Я буду на вас жаловаться лично Ельцину Борису Николаевичу! Он демократ, он меня помилует! Откройте!

Но в коридоре стояла гробовая тишина. Чикатило отшатнулся от двери, сделал шаг назад, завертелся, заозирался, оглядывая крохотное пространство комнаты. Кроме двери, через которую он вошел, здесь была еще одна металлическая дверь с маленьким железным окошком.

Это была последняя надежда. Чикатило бросился ко второй двери, принялся пинать, бить по ней кулаками.

— Откройте! — кричал он, срывая голос. — Откройте! Выпустите меня! Сохраните мне жизнь!

Словно услышав его, железное окошко в двери распахнулось, и Чикатило увидел направленный на него ствол пистолета. Он перестал кричать и замер, словно прикинувшееся мертвым насекомое, как делал всегда в минуты опасности.

В звенящей тишине раздался еле слышный щелчок — пистолет сняли с предохранителя. Рядом с Чикатило возникла, выступив из темноты, девушка в модном пальто:

— Вам плохо? — спросила заботливо. — Может, «Скорую» вызвать?

— Нет, — отозвался с другой стороны звонкий мальчишеский голос.

Чикатило обернулся. Мальчик стоял рядом, улыбался, держа в руке удочку и бидончик:

— На электричку опоздаю — мамка заругает. Она велела, чтобы я к обеду был, а то больше не отпустит.

Чикатило затравленно завертелся. Перед глазами замелькали лица.

— Батьку я сроду не видела, а мамка на ферме работает, в Божковке, — увлеченно рассказывала девушка-бродяжка. — Ну деревня такая под Белой Калитвой. Я, как школу окончила, поступать сюда поехала, в это… в училище, ГПТУ которое. Но там общага как тюрьма, а я свободу люблю. Шевели мослами, дядя Андрейка, трубы горят.

— Извините, у вас двух копеек не будет? — заискивающе спросил Саша. — Мне мамке позвонить надо…

— Хорошее сегодня пиво. Свежее, — раздался над самым ухом голос Мальвины.

— Вы сказали — Ил-2? А мы с пацанами модель Пе-8 строим.

— О, господи… Извините… Я бог знает, что подумала…

Звучали из темноты голоса, мелькали лица. Почему все они пришли к нему в этот последний момент? Зачем? За что? Так не бывает!

— А вот и бывает! — улыбалась Леночка Закотнова. — Дедушка Андрей, если хочешь знать, может мне сто тыщ жвачек подарить.

Он не услышал выстрела — просто перестал видеть, ощущать, думать. Перестал быть живым. И в этот момент где-то очень далеко, на грани угасающего слуха, простучали колеса, а потом раздался протяжный, тревожный гудок электрички…

Конец

Послесловие

Эта книга, как и первая ее часть, далась нам непросто. Работать над ней было тяжело: трудно писать на подобные темы. Трудно, но нужно. Нас часто спрашивают: «Зачем?» Объясним: это тоже страница нашей истории. Да, страница мрачная, жуткая, но история не бывает правильной или неправильной, и сделать вид, что такой страницы в ней не было, — значит, неминуемо прийти к ее повторению.

А повторять такое нельзя.

Первая книга «Чикатило. Явление зверя» вышла год назад. За этот год нам часто говорили, что, затрагивая такую тему, авторы плодят зло. Это не так. К большому нашему сожалению, с 14 февраля 1994 года, дня, когда приговор Андрею Чикатило был приведен в исполнение, — зла в мире не стало меньше. Более того, зло научилось самооправданию. Зрителю показывают Ганнибала Лектера, и он сопереживает кровавому маньяку, тая перед харизмой Энтони Хопкинса. Зрителю показывают Декстера, объясняя, что он хороший человек. Да, кровавый убийца, но убийца с принципами, и зритель понимает маньяка и принимает его. При этом даже не замечает, что начинает оправдывать зло, ведь оно вроде как ненастоящее, выдуманное.