Повторив ритуал, который он исполнил перед началом Китайской войны, хан поехал, чтобы помолиться Тенгри, призывая Вечное Небо оказать ему свое божественное покровительство. Затем, сделав последнюю попытку примирения, хан отправил к Мохаммеду посла. Но эмиссар хана, мусульманин, был казнен, а его люди отосланы ко Двору Чингисхана с наголо выбритыми головами — в знак унижения. Кроме того, правитель пограничного города Отрара, виновный в убийстве торговцев из каравана, не был смещен с должности, а, напротив, получил подтверждение своих полномочий. С этой минуты дипломатия была отставлена. Чингисхан решил «вести политику другими методами». Лучшим аргументом его политики, который до сих пор действовал безотказно, была его кавалерия.
Сведения о происхождении конфликта у авторов арабских и персидских хроник достаточно противоречивы. Джувейни и Нессави дают понять, что инцидент в Отраре был результатом личной инициативы правителя города, которого шах просто не выдал. Но Ибн аль-Асир возлагает прямую ответственность на шаха Мохаммеда.
В течение лета 1219 года генеральный штаб Чингисхана собрал десятки тысяч всадников-кочевников. По сведениям монголоведа Бартольда, хан собрал один или два тука (tuq), то есть от 150 000 до 200 000 кавалеристов, прошедших прекрасную школу войны с Китаем; среди них было много опытных воинов, назначенных на командные должности. Он мобилизовал по крайней мере на 50 000 человек больше, чем для завоевания Китая; это означало, что в монгольской армии становилось все больше наемников-тюрков.
Накануне выхода в поход Чингисхана во главе своей великой армии одна из его жен, Есуй, убедила его решить вопрос о преемнике до начала войны. Молодая женщина лирично и вдохновенно рисует опасности войны, говорит о возможной гибели своего супруга. Заодно она ставит его перед необходимостью ответить на вопрос, который задают себе все его близкие: кто будет его преемником? «Но все живущее смертно, всякое существо недолговечно. Если твое тело, подобное громадному дереву, однажды склонится к земле, что станет с твоими народами, подобными конопляному стебельку или птичьему полету? Из твоих четверых благородных сыновей кого хотел бы ты признать своим наследником? Этот вопрос, который я задаю тебе, твои сыновья, твои братья, твои преданные друзья тоже задают себе. Нам необходимо знать, каковы твои желания».
В «Сокровенном сказании» говорится, что Чингисхан признал правоту Есуй: «Ты всего лишь женщина, а только что сказала мне разумные слова, которые ни мои братья, ни мои сыновья, ни Боорчу, ни Мукали никогда не осмеливались при мне произнести. Да, я не подумал об этом, как будто я сам наследовал моим предшественникам мирным путем или как будто мне никогда не придется умереть».
Итак, хан призвал в свой шатер своих четверых сыновей, своих братьев, полководцев и нескольких верных друзей. Затем, открывая дискуссию о наследовании, он спросил своего старшего сына Джучи о его мнении. Но тот не успел еще и рта раскрыть, как вмешался Джагатай, перебив отца: Джучи не имеет права высказывать свое мнение, так как он был зачат у меркитов, похитивших Бортэ. И в бешенстве произнес слово «внебрачный». Джучи, смертельно побледнев от оскорбления, бросился на Джагатая. Оба они с поднятыми кулаками стояли друг против друга, не скрывая давней непримиримой вражды. Их поспешили разнять, в то время как хан на своем почетном месте хранил невозмутимое спокойствие. Старый слуга хана Кокотчес посмел сказать обоим противникам об их поведении, напомнив им о том героическом времени, когда в их юрте царила нищета, степь раздирала анархия родов, и Бортэ, их мать, «отрывала кусок от своего рта, чтобы их прокормить». Он воззвал к их чувству любви к матери, к их великодушию. Чингисхан зашел еще дальше: «Сокровенное сказание» пишет, что Джагатай не смог сдержать слез, услышав от отца суровое порицание, и что оба брата склонились в пользу третьего, Угедея, известного своей уравновешенностью и великодушием. Джучи принял это предложение: оно сводило на нет его право первородства, но сомнения, тяготевшие над законностью его рождения, не оставили ему выбора.
Итак, предполагаемым преемником был в конце концов назван Угедей. На сохранившемся портрете он предстает перед нами строгим и, по-видимому, крепким. У него очень широкий приплюснутый нос, раскосые глаза, он совершенно не похож на отца. Считается, что он был любимым сыном. Одаренный здравым смыслом в большей степени, чем умом, склонный к милосердию, он очень любил выпить. Угедей торжественно обещал отцу оправдать его доверие. Толуй, младший, заявил, что будет всячески помогать своему старшему брату и стараться напоминать ему о его обязанностях.
Вопрос о наследовании был предварительно оговорен. Но Чингисхан принял решение: «Мать-земля велика, — заявил он сыновьям, — больших и малых рек много. Я разделю империю так, чтобы каждый из вас получил отдельное владение, а каждое племя — четко обозначенные зоны выпаса».
Великая армия Чингисхана могла отправляться в поход завоевывать земли Ислама.