Чингисхан

Необычайно упорным было сражение за взятие Цзиньчжу, расположенного неподалёку от Ляодунского залива. Когда в сентябре 1215 года город открыл свои ворота, Мухали и его сподвижники подвели итог своей победы: десятки тысяч чжурчжэней и их союзников были убиты и взяты в плен. Пленники, по-видимому, обременяли Мухали, если только их нельзя было использовать для собственных надобностей. Так, он велел перебить всех жителей Цзиньчжу и Гуаньниня, за исключением каменщиков, плотников и актёров. Отметим здесь столь ранний интерес монголов к актёрам, которые позднее, при династии Юань (1276–1368), основанной Чингизидами, будут выступать на сценах китайских театров.

Взяв под контроль правый берег реки Ляо, Мухали переправился через неё, чтобы овладеть Ляодунским полуостровом на подступах к провинции Шаньдун. Его военачальники, к которым присоединился кидань Елюй Люгэ, провели свою конницу до оконечности этого острого выступа, к Люшену. К концу 1216 года Мухали завоевал почти всю Маньчжурию и стал её наместником. Монгольского владычества избежали территории современных провинций Ляонин, Цзилин, крайний север Корейского полуострова и часть Хэйлунцзяна к югу от Амура.

Корейский император предпочёл признать монгольский суверенитет над этим регионом, но был глубоко потрясён грубостью ханских послов, которые прошли в его дворец прямо со своими саблями и луками и позволили себе коснуться рук самого императора! Как бы то ни было, корейский монарх передал для Чингисхана подношение, правда, скорее символическое: изделия из шёлка, хлопка и — довольно неожиданно — 100 тысяч листов рисовой бумаги самого большого формата. Один примечательный факт: монгольский военачальник, возвращаясь к себе, оставил на месте 40 человек с наказом выучить корейский язык.

В 1217 году Чингисхан Китаем всерьёз ещё не занимался, но ему удалось поставить его на колени. Именно тогда он заявил полномочному посланнику чжурчжэней, намекая на его суверена Удабу: «Теперешнее положение можно сравнить с охотой. Мы перебили всех ланей и других крупных животных. Остался лишь один кролик. Так оставим его!»

Китайский отпечаток

Монгольское вторжение в империю Цзинь опустошило Китай, подобно гигантскому цунами. Десятилетие монгольских походов, кочевых набегов, массового истребления людей навсегда врезалось в память китайского народа. Вместе с тем представляется, что страшный удар этой волны по Китаю положил начало медленной эволюции в сознании некоторых кочевых вождей. Эти степняки, ставшие на какое-то время воинами, открыли для себя китайскую цивилизацию. Зрелище густонаселённой страны, так отличающейся от привычных им малолюдных пространств, вид возделанных полей и шумных городов — всё это не могло не поразить их.

Высшие кочевые военачальники пользовались услугами местных коллаборантов, которые — кто добровольно, а кто по принуждению — снабжали их разнообразными сведениями о географии страны и её ремесленных производствах. Победители тесно общались с толмачами, которые знакомили их с новыми словами и новыми представлениями. Монгольские захватчики завязывали бесчисленные контакты с киданями, тюрками и другими когда-то кочевыми народами, но за несколько поколений подвергшимися китаизации. Свидетельство тому — значительное количество военных и гражданских чинов, которые примкнули к победителям. Поэтому трудно предположить, что монгольская верхушка избежала влияния имперского Китая. Несомненно, Китай в каком-то смысле завораживал северных кочевников. Само их стремление проникнуть за Великую Китайскую стену, чтобы отобрать у Китая его богатства, было с их стороны признанием превосходства его цивилизации.

Конечно, мы не знаем, как именно кочевники воспринимали эту страну с очень древней культурой. Нам неизвестны чувства их правителей, их нойонов и их сподвижников при виде китайских чудес. Тем не менее история сохранила сведения об отношениях между высококультурным представителем китайской аристократии Елюй Чуцаем и Чингисханом.

Обстоятельства, предшествовавшие встрече этих двух персонажей, остаются не вполне ясными. Можно представить, какой отбор после взятия Пекина устроили монголы среди тысяч пленников, захваченных в казармах, кабинетах государственной администрации и ремесленных мастерских. В их числе был и Елюй Чуцай. Как на то указывает его имя, он был из семьи аристократов-киданей и служил династии Цзинь. Его далёкие предки, бывшие кочевники, перешедшие на осёдлость и полностью китаизировавшиеся, принадлежали к высшему слою правящего класса в X и XI веках в эпоху правления киданской династии Ляо, которую позднее сменили у власти чжурчжэни. Семья Елюй Чуцая поступила на службу к новым властям, а сам он даже удостоился завидного поста советника императора Удабу. Словом, это был человек, превосходно разбиравшийся в политике и тесно общавшийся с самыми высокопоставленными сановниками режима.