Чингисхан и рождение современного мира

Не только города были разрушены, многие земли обезлюдели, потому что монголы старательно уничтожали там ирригационную систему. Крестьяне покидали свои поля, и они превращались в пастбища. Таким образом монголы освобождали обширные территории для своих стад и табунов, которые держали в качестве резерва для военных походов. Так же, как и в северном Китае, Чингисхан хотел, чтобы у него позади была широкая степь, куда он мог бы отступить в случае необходимости.

После четырех лет войн в Средней Азии Чингисхан разменял седьмой десяток. Он достиг высот власти, никто не пытался оспаривать ее ни изнутри его племени, ни снаружи. Но невзирая на потрясающие военные успехи, его собственная семья уже готова была развалиться на куски. Чингисхан оставил Монголию на попечение своего младшего брата Тэмуге Отчигена, и забрал с собой всех своих четырех сыновей в надежде, что они не только овладеют искусством войны, но и научатся жить и работать вместе. В отличие от тех завоевателей, которые возомнили себя богами, Чингисхан отлично понимал, что он смертен, и пытался подготовить для себя наследников. Согласно степному обычаю каждый из сыновей получал какой-то вид скота, которым владела семья, а также часть семейных пастбищ. Точно так же Чингисхан планировал наделить каждого из своих сыновей миниатюрной империей, что отражало бы в некоторой степени разнородное устройство его огромных владений. Каждый из его сыновей должен был стать ханом над большим числом кочевников вместе с их стадами и пастбищами, а также получил бы в надел часть территории оседлых стран с городами, деревнями и мастерскими. Выше всех других должен был стоять один из сыновей, Великий Хан, который бы возглавлял центральное правительство, высшую судебную инстанцию и вместе с братьями ведал бы иностранными сношениями монголов, в особенности в том, что касалось бы объявления войны. Эта система зависела от умения и желания братьев работать вместе и сотрудничать под началом Великого Хана.

Еще перед тем, как он отправился на войну против Хорезма, этот план уже столкнулся с существенными трудностями, когда, несмотря на строгое табу против обсуждения смерти или подготовки к ней, Чингисхан собрал семейный курултай, чтобы решить именно этот вопрос. Это собрание стало одним из поворотных моментов монгольской истории, поскольку на нем всплыли все прежние конфликты, предвещавшие те мрачные события, которые затем привели великую империю монголов к развалу.

Кроме сыновей Чингисхан призвал на курултай нескольких своих самых доверенных людей, поскольку без их согласия не удалось бы гарантировать восхождение на престол избранного наследника после его смерти. Когда начался совет оба старших сына, Джучи и Чагатай, казались очень напряженными, как капкан, готовый захлопнуться в любой момент. Если третий сын, Угедей, не изменил своим привычкам, то он уже успел опрокинуть чарку другую, хотя вряд ли он явился бы пред очи отца совершенно пьяным. Самый младший сын, Тулуй, старался не попадаться никому на глаза и, казалось, растворился в складках шатра, в то время как его братья вышли вперед.

Чингисхан открыл семейный совет тем, что объяснил, зачем он собрал их. Приводятся такие его слова: «Если все мои сыновья возжелают быть Ханом и правителем и откажутся служить друг другу, будет все как в басне про одноголовую и многоголовую змею». Эта традиционная притча рассказывает о двух змеях. У одной был один хвост и много голов, а у другой — одна голова и много хвостов. Когда пришла зима, головы многоголовой змеи поссорились и не могли решить, в какую норку им влезть, чтобы переждать стужу. Зато многохвостая змея быстро выбрала себе убежище и переждала там зиму, в то время как многоголовая змея замерзла насмерть.

Объяснив всю важность и серьезность вопроса наследия, Чингисхан дал слово своему старшему сыну Джучи. Среди монголов и по сей день очень важным считается порядок того, кто первым войдет, сядет или скажет слово. Чингисхан попросил Джучи говорить первым, тем самым, подчеркивая, что считает его старшим сыном и наиболее вероятным наследником. Если бы младшие сыновья приняли такой порядок, они бы одновременно признали над собой власть и старшинство Джучи.

Второй сын, Чагатай, отказался принять такое молчаливое назначение. Прежде чем Джучи успел сказать слово, он громко обратился к отцу. «Когда ты приказываешь Джучи говорить, — спросил непокорный сын, — ты назначаешь его наследником?» Затем он задал риторический вопрос, который был похож скорее на констатацию факта, что бы там ни думал Чингисхан об отцовстве Джучи, родившегося сорок лет тому назад. «Как можем мы стерпеть, чтобы нами правил ублюдок меркитов?» — вопросил Чагатай.