Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Монгольские дозорные заметили цзиньское войско, когда оно было в восьмидесяти ли к югу от Яньцзина. Пока Хачиун собирал свой тумен, расстояние между городом и колонной людей и животных сократилось до двадцати четырех ли. Зная, что их обнаружили, цзиньцы изо всех сил подгоняли стадо. Вдруг они увидели вдалеке клубы пыли — монголы приближались.

Командир цзиньского войска, Сун Ли Сен, тихо выругался — он впервые столкнулся с врагами. Он привел почти пятьдесят тысяч воинов из провинций к северу и востоку от Кайфына, чтобы освободить императорскую столицу. Огромная неповоротливая колонна людей, повозок и скота растянулась по дороге. Сун Ли Сен прищурился, окинул взглядом всадников на флангах и кивнул командующему кавалерией. Ждать боя оставалось недолго.

— Приготовиться! — крикнул он.

Команда эхом пронеслась по рядам усталых воинов.

Перед тем как отправиться в путь, Сун Ли Сен получил предельно ясный приказ: никаких привалов до самой столицы. Если нападет враг — отбиваться на ходу и ни в коем случае не останавливаться. Сун Ли Сен нахмурился. Он бы предпочел, чтобы ему велели сначала уничтожить дикарей и только потом обеспечить Яньцзин съестными припасами.

Колонна людей, растянувшаяся по дороге, словно огромная змея, ощетинилась пиками. Сун Ли Сен удовлетворенно кивнул, когда тысячи воинов подняли арбалеты. Монгольская конница приближалась, и он выпрямился в седле, дабы служить примером храбрости для своих людей. Почти никто из них не бывал так далеко на севере страны. О кочевниках они знали лишь одно: из-за них император потребовал помощи у южных городов. С возрастающим любопытством Сун Ли Сен смотрел, как ровная линия всадников разделилась на две части, будто цзиньская колонна — острый наконечник копья, к которому они не смеют приблизиться. Сун Ли Сен понял, что монголы расступаются перед его войском, и скупо улыбнулся. Его это вполне устраивало. Дорога на Яньцзин открыта, никто его не остановит.

Хачиун сдерживал коня до последнего, наконец пустил галопом, пригнувшись от ветра и крича во весь голос. Вокруг грохотали копыта, и он наслаждался громом — даже в стременах встал. Поначалу казалось, что колонна приближается невыносимо медленно, а затем все словно понеслось Хачиуну навстречу. Сердце монгола громко колотилось, когда он подскакал к цзиньцам и выпустил первую стрелу. Вражеские арбалетчики стреляли в ответ, да только их стрелы не долетали, падали в траву. Хачиун, недосягаемый для врагов, мчался вдоль бесконечной шеренги и хохотал от радости, посылая в них одну стрелу за другой. Он почти не целился — пять тысяч воинов с каждой стороны ни на миг не опускали луков, и Хачиун вклинивался между их выстрелами, хлестко щелкая тетивой.

Цзиньских всадников уничтожили прежде, чем они успели перейти на галоп. Хачиун усмехнулся — ни одна из вражеских лошадей не пострадала. Его люди действовали осторожно, особенно после того, как увидели, что всадников мало.

Когда с кавалерией было покончено, Хачиун стал целиться тщательнее, выбирая командиров. За шестьдесят ударов сердца его тумен выпустил в колонну сто тысяч стрел. Лакированные доспехи не спасали цзиньцев, воины падали, сраженные на месте, идущие сзади спотыкались об их тела.

Испуганное стадо с отчаянным ревом бросилось бежать и, прежде чем сбиться в кучу, смело на своем пути больше сотни цзиньских воинов. В их рядах образовалась брешь. Хачиун доскакал до хвоста колонны и повернул коня, готовый мчаться назад. Арбалетные стрелы со стуком отскакивали от его панциря. После долгих месяцев утомительных упражнений было невыразимо прекрасно встретиться с врагом, особенно с таким, который не мог причинить вреда. Хачиун пожалел, что не захватил с собой больше колчанов. На ощупь он определил, что один уже пуст, и принялся за последние пятьдесят стрел. Первым же выстрелом он сбил цзиньского знаменосца.

От ветра слезились глаза, и Хачиун несколько раз моргнул, чтобы лучше видеть. Его воины проредили колонну цзиньцев. Теперь сквозь просветы можно было разглядеть другие пять тысяч всадников, которые атаковали с восточного фланга. Они тоже скакали вдоль колонны, наслаждаясь собственной безнаказанностью и выбирая жертвы себе по вкусу. Еще шестьдесят ударов сердца — и очередные сто тысяч стрел последовали за остальными. Цзиньским воинам было негде укрыться, стройные ряды смешались. Те, кто брел рядом с повозками, прятались под ними от стрел, их соплеменники умирали рядом. Пикинеры громко кричали от ужаса — среди них не осталось командиров, некому было сплотить воинов для ответной атаки или подгонять их по дороге к Яньцзину.