Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

— Меня не интересуют его мечты о рыночных площадях и банях. Однако наш меньшой брат говорит также о местах, где получают знания, о лекарях, которых учат исцелять раны воинов. Тэмуге думает о времени, когда мы прекратим воевать. У нас никогда не было ничего подобного, но это не значит, что и не должно быть.

Какое-то время братья смотрели на ряды повозок. Даже если нагрузить всех свободных лошадей, им едва ли удастся сдвинуть с места эти несметные богатства. Вполне естественно думать о том, что с ними делать.

— Не могу представить мир, — произнес Чингис. — Никогда его не знал. Я хочу только вернуться домой и излечиться от мучительной болезни. Целый день ездить верхом и вновь набраться сил. Неужели ты заставишь меня строить города на моих равнинах?

Хачиун покачал головой.

— Не города. Мы кочевники, брат, и всегда будем кочевниками. Построим столицу, один-единственный город для народа, который мы создали. Со слов Тэмуге я представляю себе огромные площади, где можно обучать наших воинов; место, где наши дети смогут жить, не зная страха, который в свое время довелось испытать нам.

— Они вырастут изнеженными, — возразил Чингис. — Будут такими же слабыми и никчемными, как цзиньцы. А в один прекрасный день прискачут всадники, крепкие, поджарые и безжалостные. Что тогда станет с нашими людьми?

Хачиун окинул взором десятки тысяч воинов, которые ездили верхом или ходили по обширному улусу. Улыбнулся и покачал головой.

— Мы волки, брат. Но даже волкам нужно логово. Мне не нравятся каменные улицы, о которых говорит Тэмуге, однако мы можем создать город из юрт, который легко перенести на другое место, когда оскудеют пастбища.

Чингис слушал с большим интересом.

— Это уже лучше, брат. Я подумаю. У нас будет достаточно времени на пути домой. Ты прав: нельзя зарыть все золото.

Тысячи рабов вышли из города вместе с повозками и стояли понурившись. То были юноши и девушки, которых маленький император отдал победителю-хану. Хачиун махнул в их сторону.

— Вот они бы и построили город. Тогда под старость у нас с тобой будет тихое место, где можно умереть спокойно.

— Я же сказал: подумаю. Кто знает, какие земли нашли Субудай, Джелме и Хасар? Может, мы отправимся с ними в поход и нам, кроме седел, для сна ничего не понадобится?

Хачиун улыбнулся, зная, что не стоит настаивать на своем.

— Посмотри на эти сокровища. А ведь когда-то у нас ничего не было.

Его слова не нуждались в пояснении. Миновало то время, когда смерть ходила за братьями по пятам, когда в каждом человеке им мерещился враг.

— Я помню, — ответил Чингис.

После мыслей о детстве равнина, запруженная повозками и толпами воинов, казалась чем-то нереальным, вызывала восторг и восхищение. Любуясь зрелищем, Чингис вдруг заметил фигуру императорского первого министра, который торопливо семенил к ним. Хан вздохнул, подумав об очередном натужном разговоре с цзиньцем. Представитель императора притворялся доброжелательным, хотя ненависть к племенам сквозила в каждом его взгляде. Еще он боялся лошадей, и его волнение передавалось животным.

Под пристальным взглядом Чингиса цзиньский министр отвесил низкий поклон и развернул свиток.

— Что это? — спросил Чингис по-китайски, прежде чем Рюн Чу успел что-либо сказать. Чахэ учила его своему языку, весьма изобретательно поощряя за успехи.

Министр, похоже, растерялся, но быстро пришел в себя.

— Это перечень всей дани, великий хан.

— Отдай его моему брату, Тэмуге. Он знает, что с ним делать.

Министр покраснел и начал сворачивать список в тугой рулон.

— Великий хан, я подумал, ты захочешь проверить, вся ли дань доставлена.

Чингис нахмурился.

— А я даже не предполагал, что найдется глупец, который дерзнет утаить обещанное. Ты хочешь сказать, у цзиньцев нет чести?

— Н-нет, великий хан… — запинаясь, пробормотал Рюн Чу.

Чингис жестом велел ему замолчать.

— Тогда этим займется мой брат.

Хан задумался, глядя поверх головы министра на ряды груженых повозок.

— Твой господин еще не встречался со мной, чтобы признать поражение, Рюн Чу. Где он?

Первый министр покраснел еще сильнее, придумывая достойный ответ. Генерал Чжи Чжун не прожил и ночи после того, как объявили о сдаче города. Тучного первого министра позвали в его покои на рассвете. Рюн Чу передернуло, когда он вспомнил об изуродованном теле генерала. Чжи Чжун умер мучительной смертью.

— Генерал Чжи Чжун не смог пережить трудные времена, великий хан, — сказал наконец первый министр.

Чингис равнодушно посмотрел на него.

— Мне нет дела до ваших воинов. Я не видел императора. Неужели он думает, что я заберу золото и уеду восвояси, даже не посмотрев на него?

Рюн Чу открывал и закрывал рот, не в силах произнести ни звука.

Чингис шагнул к нему.

— Возвращайся в Яньцзин, министр, и приведи сюда императора. Если до обеда он не появится, никакие богатства мира не спасут ваш город.