Шесть тысяч четыреста двадцать силикв – столько Эйрих оставит в этой лавке. Цены неважны, ведь сталь – это сталь. Сталь помогает получать больше денег, чтобы купить ещё больше стали. Так работает варварская экономика.
Щиты нашлись в соседней лавке, у мастера Клавдия Седула. В лавке, очень кстати, присутствовал сам мастер, поэтому обсуждать сделку пришлось с ним.
– Я, обычно, с варварами не торгую, но раз у тебя разрешение… – произнёс гладко выбритый русоволосый римлянин зим сорока. – По двенадцать силикв за скутум, но это я прямо от груди отрываю.
Скутумом римляне называли овальный щит,[17] хотя Эйрих читал, что раньше они были другими. На представленном образце в лавке жёлтой краской была нанесена хризма, что не противоречило арианству, а напротив, подчёркивало связь готского арианства с другими направлениями христианства. Ну и воины Эйриха являются благочестивыми христианами-арианами. Официально, конечно же.
– Четыреста единиц, – произнёс Эйрих, которому не понравилась надменность римлянина, но ему с ним не брагу пить, а торговать. – Когда будет готово?
– А у меня уже есть четыреста щитов, – усмехнулся Клавдий Седул. – А у тебя есть деньги?
– Деньги есть.
Вечером этого же дня Эйрих заседал в стабуле и считал приобретённые товары военного назначения. Пусть у римлян не в ходу боевые топоры, в лавку попали отменные образцы, всяко лучшие, чем у многих воинов в отряде Эйриха. Это была хорошая покупка, о которой он ничуть не жалел.
Теперь осталось дождаться изготовления или доставки брони, копий и прочей экипировки, заказанной Иоанном Феомахом, после чего можно отправляться в путь – защищать диоцез Фракия от поползновений асдингов.
«Быть „хорошим варваром“ у римлян – это не очень почётно, но очень выгодно», – подумал Эйрих, откладывая в сторону очередной овальный щит. – «Когда бы ещё римляне, без принуждения, продали мне столько всего?»
Глава пятая. Дождь и тьма
– Скоро повеселимся!!! – восторженно воскликнул Хумул, воздев в небо топор.
Поводом для его радости послужили вернувшиеся с берега Дуная разведчики, ведущие с собой троих связанных пленников.
Восторженный вопль поддержали другие воины, но не все. Молодёжь, набранная перед походом, кричала громче всех, с нетерпением ожидая начала боевых действий, а более опытные воины были равнодушны, потому что знали, что в бою нет ничего хорошего. И Эйрих это знал, опыта в этом у него предостаточно, но люди таковы и он таков, что без боёв никак не получается.
Пленники были биты, о чём свидетельствовали многочисленные синяки, успевшие налиться тёмной синевой. Их выстроили перед Эйрихом, чтобы он посмотрел на них внимательнее и выбрал подходящего кандидата для «беседы».
Все трое пленных асдингов были бородаты и физически крепки, видно, что уверенно стоят на воинской стезе, но им просто не повезло оказаться на этом берегу Дуная как раз тогда, когда Эйрих приказал выставить скрытные дозоры, чтобы отловить пару-тройку пленных. И эти трое, освобождённые от пут, но безоружные, стояли перед Эйрихом, ожидая своей судьбы.
Минуты три он просто смотрел на них.
– Альвомир, – Эйрих указал на самого высокого и старого из пленных.
Гигант понял всё правильно, подошёл к указанному человеку и резко схватил его за шею обеими руками. Жертва начала дёргаться, схватилась за необъятные ручищи Альвомира, но тот равнодушно смотрел ей в глаза, ожидая, пока нехватка воздуха убивает крепкого воина. Спустя некоторое время, лицо вандала посинело, после чего он прекратил сопротивление и умер.
Присутствующий Лузий Публикола Русс неопределённо хмыкнул.
– Достаточно, – сказал Эйрих.
Труп упал на траву, а Альвомир вернулся на своё место по правую руку от Эйриха. Двое вандалов-асдингов стояли и ждали своей участи, но один из них, зим двадцати, с нескрываемым ужасом смотрел на тело товарища. Другой же воин пристально смотрел на Эйриха, в глазах его была решимость.
– Альвомир, – произнёс Эйрих и указал на храбреца.
И снова повторилось удушение жертвы руками гиганта. Когда бездыханное тело упало на траву, Эйрих перевёл взгляд на последнего вандала и молча смотрел на него.
– Ты остался совсем один, в окружении безжалостных врагов, – тихим голосом заговорил он, спустя некоторое время. – Как же тебе спастись?
Он знал, что вандальский язык очень близок к готскому, поэтому пленник должен его понять.
– Я лучше умру, чем опозорюсь, – не очень уверенно ответил асдинг.
Язык звучал несколько иначе, нежели готский, но недостаточно иначе, чтобы ничего не понимать. И пусть Эйрих впервые слышал вандальскую речь, он прекрасно всё понял, как и вандал понял его. Видимо, не зря говорят, что вандалы родственны готам и когда-то были с ними одним народом.
– Единственное, что я могу тебе обещать, если не заговоришь: ты опозоришься и умрёшь, – произнёс Эйрих.
Вандал молчал. Минута, две, три.
– Альво… – потерял терпение Эйрих.