Чингисхан: Покоритель Вселенной

Приведя под ярмо кераитов, Чингисхан создал для брата их царя условия, так сказать, наибольшего благоприятствования, оставив под его началом ту часть народа, которой тот предводительствовал прежде. Двойной семейный брак, казалось, скрепил этот союз окончательно. У Джаха-Гамбу имелись две дочери: Ибаха-беки и Сорхахтани. Первую Чингисхан взял себе, а вторую отдал своему младшему сыну, Толую.

Но оказанными ему милостями брат Тоорила довольствовался недолго и, вновь подавшись в «диссиденты», неожиданно принял участие в анти-Чингисовом заговоре. Разобраться со смутьяном получил задание Чжурчедей, который без особого труда завлек Джаха-Гамбу в западню.

Что касается дочери Джаха-Гамбу, княжны Ибахи, которую взял себе в жены Чингисхан, то он ее при себе держал недолго. Подарив ее Чжурчедею, он отдал Ибаху так же просто, как одарил бы каким-нибудь красивым животным.

Впрочем, поступить так принудили Чингисхана духи. Ему был сон, пробудившись от которого, он объявил молодой жене, что она ему нравилась всегда, но что явившийся к нему ночью Тенгри велел передать ее другому. Сказав это и попросив на него не обижаться, хан кликнул того, кто стерег дверь царской юрты. Отозвался Чжурчедей. Темучжин приказал ему войти. Страж вошел, и государь объявил витязю, что отдает ему в жены княжну Ибаху. От удивления тот потерял дар речи. Тогда хан объяснил Чжурчедею, что говорит вполне серьезно, и, обратившись к Ибахе, повторил, что она была безупречна как в поведении, так и в чистоте, не говоря уже о красоте, и что он дарит ей ордо (юрту), в которой она жила, вместе с причитающимися ей слугами, движимым имуществом, табунами и отарами. Единственно, что он у нее попросил, так это оставить ему половину от ее собственных двух сотен служанок. Кроме девушек, в ее свиту входили также два повара, Аших-Тэмур и Алчих, вероятно, очень хороших, ибо не зря Чингис попросил Ибаху отдать ему одного из них (первого).

Сестра же Ибахи, жена Толуя, осталась в семье Героя навсегда. Благодаря уму, обходительности, такту и политическому таланту она играла там не последнюю роль, и пятьдесят лет спустя именно Сорхахтани определила судьбу монгольской империи как мать великих ханов Мункэ и Хубилая, а также Хулагу, ставшего правителем Персии. К сказанному добавим, что будучи набожной она спасла от разрушения немало христианских храмов. Благоприятствование, коим долгое время пользовалась Христова Церковь в монгольской империи, равно как в Китае, Персии и Верхней Азии, в значительной мере было предопределено влиянием императриц кераитского происхождения.

«С чем это сообразно попирать голову мертвеца ногами?»

Одержав победу, Чингисхан ушел зимовать (зима 1203/04 г.) в окрестности горы Абджя-кодегери, неподалеку от Верблюжьей степи (Темейен-кеер), которую на картах исследователи помещают в Восточной Монголии, между устьем Керулена и рекой Халхой.

Тем временем злосчастный Ван-хан и его сын, Сангумнилха, доживали последние дни своего печального века.

После разгрома кераитской армии Тоорил, пересекши Монголию с востока на запад, очутился на берегу реки Некун, игравшей роль межи, отделявшей его владения от страны найманов. Эта река стремительно сбегает по склонам Хангая с севера на юг и теряется на подступах к пустыне Гоби, в соленом озере, обрамленном ивняком, а также саксауловыми и тамарисковыми зарослями, покрывающими собой пески.

Томимый жаждой Ван-хан спустился к реке, где наткнулся на найманскую заставу. Командир по имени Хорису-бечи беглеца арестовал. Тоорил назвался, но найман ему не поверил и, приняв за обыкновенного степного разбойника, без суда и следствия предал смерти.

Однако весть о казни некоего чужеземца, выдававшего себя за Ван-хана кераитов, быстро распространилась среди найманов. Их царь Таян-хан пожелал узнать об этом все, что было можно. Его любопытство разделила найманская княгиня Гурбесу, которую иные тексты выдают за его мать, тогда как прочие считают его супругой. В действительности, как нам думается, Гурбесу являлась одной из жен отца Таяна и вступила в дом нового государя как «почетная царица». Во всяком случае, то была женщина ума недюжинного и пользовалась авторитетом у всех найманских вождей.

Догадываясь о том, что убитый на самом деле был Ванханом, она выразила свое искреннее сожаление в следующих замечательных словах:

— Ван-хан был древнего рода. Пусть принесут сюда его голову. Если это действительно он, мы принесем ему жертву.

Таян, со своей стороны, тоже не одобрил поступка Хорису и сделал ему строгий выговор за то, что не привел старика к нему.

По приказу венценосного наймана череп Ван-хана оправили серебром и положили на большую белую кошму.

Гурбесу распорядилась принести царские напитки, а невестки принялись петь под звуки лютни — хура. Подняв кубок, Гурбесу поднесла его мертвой голове, и та, как показалось Таян-хану, вдруг рассмеялась.

— Смеешься! — сказал он и приказал растоптать голову ногами, восприняв происшедшее то ли как насмешку, то ли как дурной знак.