Чингисхан. Сотрясая вселенную

У кого-то возник бы вопрос: хочет ли Эрелиева становиться пресловутой девой щита? Но это неправильно поставленный вопрос. Правильный звучит так: как скоро она начнет умолять Эйриха взяться за ее обучение ратному делу?

Римляне устраивают гладиаторские бои, где участвуют и женщины в том числе. Октавиан Август в своем труде осуждает данное явление, но не запрещает законом.

«Все-таки странные люди эти римляне», – подумал Эйрих, вспомнив об этой двойственности.

Вспомнив «О своей жизни» Октавиана, Эйрих невольно вспомнил и «Деяния» Марцеллина. Если первый изъяснялся на максимально простой и понятной латыни, то последний использовал такую витиеватую форму, что у бедного мальчика спотыкался мозг, а иногда полностью отключался от труднопонимаемых формулировок, глядя на которые, даже Хрисанф и Виссарион лишь недоуменно разводили руками. Вот так никогда нельзя писать, никому от этой витиеватости не станет лучше, зато написавшего возненавидят всюду, от Геркулесовых столбов до крайних степей Сарматии… Последнее – это фраза из «Деяний», которую Эйрих решил использовать, когда надо будет описать что-то протяженное.

Думая об этом и клятвенно обещая, что заставит себя вновь сесть за «Деяния» сегодня же, за несколько часов до заката, Эйрих дошел до жилища вождя, расположенного рядом с бражным домом. Видимо, тот не любит далеко ходить.

Возле жилища стояли диковинного вида телеги, а также пара десятков… римлян. Эйрих сначала ненавязчиво замедлился, а затем остановился. Он отсутствовал в деревне всего часа три, а тут появились римляне, свободно беседующие на своем наречии и посмеивающиеся над своими шутейками.

Взглянув на бражный дом, он разглядел за бычьим пузырем, натянутым на окно, многочисленные силуэты. Неизвестно, что делать с римлянами, но они ведут себя так, будто все происходящее в порядке вещей и ничего экстраординарного не происходит. Эйрих решил, что прежде смелых действий нужно разобраться в происходящем.

Так как он молодой дружинник, он свободно вхож в бражный дом, поэтому парень смело зашагал к входу и наткнулся там на подвыпившего мужика в пластинчатых доспехах.

– Дай пройти, варвар, – приказал мужик.

Эйрих уступил ему дорогу, но хорошо запомнил его лицо.

Римлянин не стал уходить дальше трех шагов и начал справлять нужду прямо на стену бражного дома. Случись такое в его ставке в прошлой жизни, Темучжин приказал бы всыпать этому подонку сотню плетей. Испражнения вызывают болезни, он это знал от сводного брата и шамана Тэб-Тенгри, который услышал это от проезжего арабского ученого, изучающего встреченные на своем пути народы. Тэб-Тенгри говорил, что араб был очень мудрым, поэтому оснований не доверять его словам не было. С тех пор в ставке Темучжина нельзя было справлять нужду где попало, и это действительно снизило количество заболеваний болезнями живота, а кишечные лихорадки, частые гости всех стойбищ, перестали посещать его ставку совсем.

Пусть с шаманом у Темучжина не сложилось нормальных отношений, ведь он начал грести власть под себя, но нельзя было отрицать мудрость Тэб-Тенгри. А еще он был прожженным интриганом. В итоге его интриги его же и погубили…

Войдя внутрь, Эйрих увидел дружину, сидящую за длинным столом, а также римлян, пьющих вино и мед из рогов для дорогих гостей вождя. Что-то явно идет не так.

– Эйрих! – пьяно заулыбался увидевший его Брета. – Садись и выпей с нами! Я приказываю тебе!

Мальчик прошел к столу и сел рядом с одним из римлян. Отец сидел на противоположной стороне стола и, судя по всему, не прикасался к алкоголю: у них уговор, он действует даже в особых случаях. Зевте не нравилось, что он не пьет, когда все пьют, но он держал свое слово, так как знал, что Эйрих узнает и будет меньше уважать отца. А это смертельный позор, когда сын не уважает отца за неисполнение соглашений.

Эйриху передали кружку с алкоголем. Он принял ее, но поставил на стол перед собой.

– Малец! – возмутился Брета. – Эти люди пришли издалека, надо уважить их!

Но Эйрих отрицательно покачал головой. Его отношение к алкоголю прекрасно известно.

– Тогда иди сюда и поговори с нашим новым другом! – приказал Брета, решивший не давить на мальчика, которому действительно рановато пить, как полагается взрослому мужику. – Эй, ты, Герих, переведи своему господину, что у меня есть человек, который свободно говорит на римлянском!

Эйрих подошел к вождю и увидел римлянина, обряженного в шелка. Перед глазами будто молния сверкнула. Точно такие же шелка он видел у китайцев…

«Китай здесь есть!» – сделал он скоропалительный вывод.

– Откуда у тебя эта ткань? – спросил Эйрих, указав на тунику чужеземца.

– Для начала, юноша, представься, – нахмурил брови римлянин.

– Эйрих, сын Зевты, – ответил юноша. – А ты кто такой?

– Иоанн, сын Михаила, – в его стиле ответил римлянин. – А эта ткань… Ее изготавливают величайшие мастера в далеком-предалеком царстве Серике. Ты, вестимо, не знаешь, где это… Серик расположен за варварскими степями, варварскими реками, варварскими озерами, морями и горами, в месяцах пути на восход…