Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя

– Вас что здесь, не кормят, что ли?

– Кормят, да что это, вечером наешься баранины, будто насытился, а с утра до конца работы семь раз проголодаешься.

– Ну, тогда сядь на одном месте и наедайся, сколько влезет, что ты, как дурная птица, то вверх, то вниз слетаешь.

– Сидеть нельзя, – сказал парень, снисходительно улыбнувшись, будто прощая его незнание. – У Сорхона глаза острые. Увидит, что на земле посиживаю, сразу найдет какую-нибудь работу. А у меня до сих пор ладони ноют, ночью даже заснуть не мог. А здесь хорошо, нам сегодня повезло, ничего ведь не делаем и спросу никакого.

Не дослушав, Тэмуджин отвернулся от него и стал смотреть вокруг. Тот уразумел, что говорит лишнее, смолк на полуслове и сник, подавленно вздохнув.

По склонам ближних холмов густыми косяками паслись молодые лошади. Согнанные из разных табунов, нехолощеные кони держались беспокойно. Высоко поднимая косматые морды, они враждебно посматривали друг на друга, били копытами и всхрапывали, угрожающе оскаливая длинные желтые зубы.

По гребням бугров редкими цепями маячили всадники: подростки стерегли коней, не давая разбрестись по степи. То с одного, то с другого края доносились их крики и ругательства – разнимали разодравшихся жеребцов. На помощь к ним, разматывая длинные пастушьи кнуты, спешили другие.

Больше всего шума было в низине перед юртой. На большом ровном кругу, до черноты истоптанном конскими копытами, объезжали сразу около десятка коней. Юноши, разбившись по семь-восемь человек, арканами вылавливали дикарей из табуна, приводили к юрте, под взоры Сорхона, и начинали седлать.

Ближе всех к Тэмуджину объезжали черного, как уголь, стройного четырехлетка с единственным, белым как сметана, пятном над левым задним копытом. С него на глазах у Тэмуджина уже второй раз падал парень лет четырнадцати. Едва он успевал вскочить в седло, конь тут же начинал метаться во все стороны, высоко подбрасывая задом.

– Поводья крепче держи!

– Не давай голову опускать! – кричали ему парни.

Тот не слышал их или, может быть, тряска не давала ему собраться с силами и натянуть поводья. Он неуклюже взмахивал локтями, пытаясь удержаться. Но конь, изловчившись, высоко подпрыгивал, успевая взлягнуть в воздух крепкими, маленькими копытами, и парень снова слетал с него на землю под смех шестерых парней, которые, с силой упираясь гутулами в землю, удерживали коня на волосяном недоуздке. Упавший тут же, кувыркнувшись через голову, не давая коню опомниться, вскидывал свое небольшое тело в седло, и все начиналось сначала.

Тэмуджин видел, что главное дело вершится там, перед юртой Сорхона, и делают его лучшие парни, ловкие и храбрые. Остальные толкутся по сторонам, в подручных.

Он оглянулся, посмотрел на своих иноходцев. Недалеко, ограждая их от табуна, с равнодушным видом посиживал на коне его помощник.

«Что это за дело, каких-то восемь голов караулить? – подумал он, и тут его обожгла догадка: – Сорхон дал их мне, чтобы чем-то меня занять, как маленькому дают овчинку, лишь бы не путался под ногами. Не допустил к объездке лошадей: опасно, попади я под копыта, он будет отвечать. Но и не отправил пасти большой табун вместе с простыми, детьми харачу – хитрый, понимает, что не к лицу нойонскому сыну. А здесь будто при деле: иноходцев, лучших коней стеречь…»

Тэмуджин хмуро оглядывал низину перед юртой и вдруг увидел Бэктэра. Он стоял на дальнем краю и вместе с другими объезжал коня. Небольшой рыжий жеребчик, весь взъерошенный от ярости, на котором, будто привязанный к седлу, цепко держался маленький юркий паренек с бесстрашным оскалом улыбки на лице, неустанно взбрыкивал, резко отпрыгивая из стороны в сторону, но его крепко держали за недоуздок семеро парней. И среди них был Бэктэр. Возбужденное его лицо то расплывалось в улыбке, поблескивая на солнце снежно-белыми зубами, то застывало от напряжения, когда конь, пытаясь вырваться, тащил их всех за собой. Вместе со всеми он весело рассмеялся, когда парень, долго удерживавшийся на беснующемся жеребце, наконец, слетел на землю.

Издали, в кругу чужих, незнакомых парней Бэктэр и сам уже казался чужим. Тэмуджин смотрел на него, как он по-свойски, с веселым смехом переговаривался то с одним, то с другим, и удивился тому, как вдруг он изменился. Дома, среди своих, что с ним, что с другими братьями Бэктэр обычно был невесел, неразговорчив, что ни слово, то с насмешкой или издевкой.

«А тут будто к своим попал», – вдруг обозлившись на него, подумал Тэмуджин.

Хасара не было видно, значит, его отправили к табуну.

«Бэктэр крупнее меня, и Сорхон его за старшего принял, – Тэмуджин с ненавистью оглянулся на своих иноходцев. – Побаловаться мне их дали. Какая разница, в табуне они будут или отдельно?»

Вдруг ему пришла мысль проверить, такое ли уж важное дело дал ему Сорхон.

– Эй, погоним поближе к табуну! – решившись, крикнул он парнишке. – Заезжай с той стороны!

– Зачем? – удивился тот.

– Там в низине трава получше.

– А-а, ну, давай, – он нехотя тронул своего коня.