Чингисхан

На пороге зима. Чингис далеко, воюет в Афганистане. Не лучше ли организовать встречу весной? Учитель дал согласие. Наместник Самарканда, кидань по имени А-хай, владевший множеством языков, предоставил в распоряжение Цян-чуня дворец шаха Мухаммеда, который сам А-хай отказался использовать для своей резиденции, опасаясь мятежа местных жителей. Путешественники заволновались, и на этот раз их успокоил Цянчунь: «Человек, исповедующий Дао, полагается на дорогу судьбы, куда бы она ни вывела, — произнес он с присущим ему оптимизмом. — Добро и Зло идут своим путем и не вредят друг другу». Наместник упорно предлагал Учителю вино, золотую парчу, рис, муку, фрукты и овощи, он отказался от всего, согласился принять только виноград для своих гостей. Трудно быть аскетом, живя во дворце в окружении поклонников и имея возможность пользоваться любой роскошью и удобствами, но Цянчунь не поддался соблазнам и не отступился от своих принципов: «В его обычай входило раздавать беднякам и голодающим горожанам все зерно, без которого мы могли обойтись… и таким об разом он спас много жизней».

Среди посетителей, приходивших к Цянчуню, был китайский астроном. Поскольку астрономия и астрология были двумя сторонами одной монеты, они сравнивали свои заметки и тщательно рассчитали время полного затмения, которое путешественники наблюдали близ Авраги. На Керулене луна закрыла солнце полностью, далее к югу на 70 процентов, в Самарканде, — на 60 процентов. «Получилось, будто кто-то свечу прикрыл веером, — заключил Учитель. — В непосредственной тени веера света не было, но чем дальше в сторону, тем сильнее становился свет».

Наступила весна. Мост привели в порядок, бандитов разогнали. Чу Цзай прибыл, чтобы сопроводить Учителя к хану. Наступил ли нужный момент? Цянчунь не был в этом уверен. Чингис находился за 500 километров к югу, в глубоко засыпанных снегами горах Гиндукуша. Учитель слышал, что южнее Амударьи нет овощей. Он подождет, пока не удастся наладить его питание, против такого решения никто из его спутников не возражал. Нежели чем месить афганский снег, лучше задержаться еще на несколько недель, тем более в компании восхитительного Чу Цзая, наслаждаясь весной в Самарканде, обмениваясь стихами, беседуя с астрономами и астрологами, восхищаясь цветущим миндалем, террасами, озерами, пагодами, садами, огородами и лесами, где можно познавать таинства Дао, отдыхать на мягкой траве, запивая разговор вином.

Но вот настал момент, когда уже не было места проволочкам. Прибыло письмо от хана. «Учитель! Вы, не жалея себя, ехали ко мне через горы и реки от самой Страны восходящего солнца. Теперь я направляюсь домой, и мне не терпится услышать ваши поучения».

Прошедшие два года еще больше укрепили в нем желание познать тайны не только долгой жизни, но и подлинной власти, той власти, которая проистекает из религиозных убеждений. Он видел, как бились многие хорезмийцы, не за своих вождей, не просто за сохранение своих богатств, а за свою религию. Он с благоговением взирал на величественный минарет Кальян в Бухаре, на мечети, которые украшают всякий мусульманский город, и (почти наверняка, потому что проезжал совсем близко) на двух Будд из песчаника, высотой 40 и 50 метров, которые смотрели на мир из своих ниш, вырубленных в утесах Бамьяна, что к северо-востоку от Кабула, пока их в 2001 году не взорвали талибы (есть планы восстановить эти статуи). Любой вождь, обладающий даром воображения, пожелал бы пользоваться теми преданностью и уважением, которые стоят за такими творениями.

Учителю предстояло еще одно нелегкое путешествие — на юг через Железные ворота, ущелье Бузгала, игольное ушко между бездонными пропастями, настолько узкое, что когда-то его перегораживали двойными дверями. Дорога шла над Амударьей в том месте, где теперь проходит граница Узбекистана, и поднималась в горы Северного Афганистана, где, по словам гонца, «снег такой глубокий, что когда я ткнул своим кнутом, то не нащупал дна». Но снег таял, и Бурчи ждал с эскортом из 1000 воинов, чтобы провести Учителя на юг через Бамьян и Парван (сегодня Чарикар, главный город провинции Парван находится в 80 километрах от Кабула).

На второй неделе мая, когда солнце раннего лета начинает согревать афганские нагорья, Учитель и хан наконец встретились и начали беседовать через переводчика. Эти два старых человека были почти ровней, каждый отличился в своей области, каждый признавал в другом тяжелым трудом заработанный авторитет. После краткого обмена любезностями — Чингис выразил восхищение, что такой человек, отказав другому императору, отправился за 10 000 ли, чтобы повидаться с ним; Учитель, смиренный горный отшельник, ответил, что их встреча предначертана Небесами, — Чингис взял быка за рога:

— Учитель, какое лекарство долгой жизни ты привез мне из далеких краев?

Учитель не растерялся.

— У меня есть средство для защиты жизни, — промолвил он, — но нет эликсира, который продлил бы ее.