Но перед ним как стратегом маячил настоящий кошмар. В тот момент за господство во Внутренней Азии боролись четыре державы: монголы, Си Ся, Цзинь в Северном Китае (монголы не смогли сокрушить их до конца) и Сун на юге. Следующий этап в этой борьбе наступил в 1227 году, году двух поворотных пунктов в истории, которые произошли почти одновременно, — смерти Чингиса и окончательного решения проблемы Си Ся.
Во главе Си Ся стоял новый молодой правитель Сяньцзун, которому было не по плечу вернуть своему государству былую, домонгольскую стабильность. Возможно, догадываясь о том, что надвигается на его страну, он подписал мирный договор с соперниками и соседями Цзинь, которые нуждались в передышке в войне на три фронта. Для того чтобы вы играть время, коварный Сяньцзун предложил подписать мир и Чингису, в качестве приманки намекая на то, что мог бы пойти и на признание вины своего предшественника и делать в будущем так, как ему скажут. Чингис в принципе со гласился, потому что гарантированный мир с тангутами развязывал ему руки в том, чтобы, не оглядываясь на них, заняться остальным Китаем. Но Сяньцзун должен доказать свою искренность, прислав Чингису в качестве заложника своего сына. Пока шли переговоры, получилась краткая передышка, и Чингис перегруппировал свои силы, теперь он был готов к любому повороту событий. Никакого княжича в качестве заложника не объявилось. Когда монгольский эмиссар потребовал, чтобы это условие было выполнено, тангутский правитель, положившись на заключенный с Цзинь мир, наотрез отказался.
Теперь военная машина Чингиса пришла в движение. Перед ним были два ставших союзниками противника, и, если он хотел опередить объединение их сил, ему нужно было действовать быстро. Осенью 1225 года он двинулся на юг. Как и прежний раз, его путь лежал через Гоби и горные цепи, называвшиеся Три Красавицы, где по речным долинам в междугорье разгуливали стада диких ослов. Чингис в свои шестьдесят с лишним лет никогда не пропускал хорошей охоты. Как-то во время охоты его серо-коричневая лошадь вздыбилась, и хан упал на землю. Полученная им травма, может быть вывихнутое плечо или ушибленное ребро, требовала отдыха.
Той ночью у Чингиса поднялся жар. Пришлось менять планы. Вожди встретились, чтобы обсудить положение. Свое мнение высказал Толун
Ну нет, вмешался заносчивый главнокомандующий тангутов Аша: «Это я произнес слова оскорбления! — И бросил в лицо послам Чингиса недвусмысленный вызов. — Вы, монголы, наверное, теперь научились воевать. Так что, если вам хочется повоевать, у меня на родине в Алашани решетчатые юрты, навьюченные верблюды и люди. Приходите ко мне в Алашань! Там и повоюем!»
Когда Чингису сообщили ответ, он еще не оправился от жара, но пришел в бешенство. Что за наглецы! Тангуты должны были стать вассалами! А что делают — предательство за предательством, оскорбление за оскорблением. Его еще больше охватил гнев, когда он вспомнил, что 20 лет назад помог этим людям избежать большой беды. На этот раз сомневаться не приходится, нельзя допустить, чтобы теперь, когда настало время покончить с Цзинь, взять остальной Китай, на его фланге был такой противник. Сейчас на карту поставлено больше, чем имперская стратегия. Его оскорбили лично. «Когда нам брошены такие сильные слова, как можем мы отступить? — передает его слова «