С невообразимым, пробравшим организм до последней клетки грохотом обрушилось небо, и восстали океанские пучины, и пространство скомкалось, как листок папиросной бумаги, срываясь прямо в ад… А потом всё кончилось. Мелькнула тень, крыло птицы, рядом прошёл НЕКТО, а я опять не смог рассмотреть его лицо…
Прояснилось. Я стоял всё на том же месте, в небе светились незнакомые созвездия, мягко шелестели волны. Я не мог утверждать, что одолел противника. Скорее бился с ним только я, а он был всего лишь слоном, едва не раздавившим муравья и вряд ли заметившим его. И в нём нет злобы и ненависти, а есть лишь вселенское, холодное и недоступное, как у сияющих надо мной звёзд, равнодушие.
Светлело с каждой секундой, на горизонте появился краешек оранжевого солнца, оно выбиралось из бескрайних вод океана, чтобы разогнать смуту и тьму, которые, как только что казалось, должны были безраздельно и навсегда овладеть этим миром. Минута-другая — и вот солнце уже в зените. Там оно и замерло, согревая промозглую, просоленную холодными океанскими брызгами землю, изгоняя мороз из моих костей, наполняя меня желанием жить. Я вырвался из плена, сбросил оковы.
Вдали мелькнул силуэт гигантской птицы. Она летела прочь, а я никак не мог уловить, какая она и действительно ли я вижу её, или это лишь игра моего воображения…
Ни утёса, ни океана, ни солнца, застывшего в зените. Я стоял в пещере. Все пялились на меня, будто я вернулся с того света. Впрочем, похоже, так оно и было.
— Что со мной было? — спросил я.
— Мы это у тебя хотели узнать. — Маклин нервно усмехнулся.
— Не знаю. На миг всё исчезло — и вот я тут.
В этот момент я нарушил одно из основных правил Асгарда — при выполнении сложного задания всем, что тебе известно, ты должен поделиться с Кругом, ибо даже малейшая деталь, кажущаяся второстепенной, в определённый момент может решить всё. То, что не понял ты, могут понять другие Те проблемы, которые ты не можешь решить, решат другие. То, что ты не разглядел, увидят другие… Всё это так, но не в данном случае. Всё, что произошло со мной на том берегу, касалось меня одного. И никто, кроме меня, ничего не поймёт… Правда, я и сам ничего не мог понять, но где-то вдали забрезжил свет, появилась надежда наконец ухватить истину за хвост и вытянуть её на свет Божий.
— Ты исчез, — сказал Герт. — Эта пакость слопала тебя так быстро, что никто и глазом не моргнул. Видя, как ты бросился ей навстречу, мы решили, что ты рехнулся и решил голыми руками остановить лавину.
— Подумали, что тебе надоела эта кутерьма и ты решил добровольно уйти из жизни, — поддакнул Маклин
— Тебя не было пять секунд.
— Пять секунд… — усмехнулся я.
— Пять-семь секунд. Эта дрянь убралась вместе с тобой, — сказал Герт.
— Мы решили, что именно тебя она и искала, — кивнул Маклин. — Честно говоря, не надеялись снова увидеться с тобой.
— А Одзуки? — спросил я, зная, что он погиб, и всё равно рассчитывая на чудо.
— Одзуки погиб, — вздохнул Маклин.
— Вот эта сволочь его слопала. — Антон пнул ногой кусок базальта.
Когда уходят друзья — это тяжело. Вдвойне тяжелей, когда уходит твой товарищ по Кругу.
— Мне показалось, что в этом булыжнике есть жизнь, — сказал Антон.
— Может, это и не булыжник, — негромко произнёс Ковальский, у которого из щеки текла кровь и был выбит передний зуб — наткнулся на что-то во время «пляски смерти». — Кто знает, не форма ли это неизвестной нам жизни, от которой мы и скрывались все эти дни. Кремний, органические соединения.
— Каменный гость, — усмехнулся Герт, который любил русскую классику.
— Шаги Командора, — кивнул я.
— Это надо проверить, — сказал Маклин. — Я один ничего не чувствую. Круг?
— Круг, — согласился Герт. — Надо разузнать всё.
Мы взялись за руки. Пять человек. Крут потерял уже двоих, но всё ещё продолжал оставаться достаточно сильным. Нас накрыл энергетический «плащ»…
Ничего. Никаких сведений. Все каналы закрыты наглухо. Будто какая-то невероятная сила поставила плотину на пути информации. Единственное, что мы сумели узнать, — перед нами самый заурядный кусок скалы без намёка на сложность строения и многоярусные энергоинформационные обмены, характерные для живой материи. Что же сталось с телом Одзуки — на это не было и малейшего намёка.
— Не знаю, — пожал плечами Антон — Ведь эта зараза только что двигалась. Она охотилась. Она сожрала Одзуки. Она была живая.
— Камень, падающий с горы, тоже может убить, но виноват в этом не он, а ньютоновский закон всемирного тяготения, — возразил я.
— Закон Ньютона. А ещё тот, кто его столкнул. А ещё линии судьбы, — кивнул Маклин.
— Да, и линии судьбы.
«Этот поганый каменюка, конечно, ни при чём», — думал я. — «Осьминог», или этот, как его… Казагассс — это он вытворял такие штучки с неодушевлённой материей. Была ли это разумная сила, или нет, имели ли мы здесь столкновение с законом природы, потоком животворного эфира — неважно. А важно… В этот миг в голове у меня сложилась ясная мысль.