Чёрная королева (СИ)

– В том проблема, любовь моя, что в какой-то момент это перестало быть для меня игрой.

Я усмехнулась в его сужающиеся зрачки, что перестали меня пугать.

Я больше не боялась зверей извне.

Меня пугали другие вещи.

– Да, я изменилась, Миарон. Я научилась драться за себя сама. Научилась не бояться одиночества. И – да, я научилась лгать и притворяться. Жизнь заставила.

Но жизнь научилась меня тому, чего маленькая дикарка, о которой ты так скорбишь, не умела. Она попросту не знала, как это делается, потому что не у кого было научиться.

Мои дети, мои муж, Миарон, научили меня любить.

Помнишь все те страстные речи, что ты когда-то говорил мне? И всё удивлялся, что они не оказывают на меня никакого действия? Я же просто не понимала их значения. В какой-то мере я была куда большим зверем чем ты и чем твой Хантр-Руам.

А теперь, несмотря на все мои недостатки, я умею любить. И если ты дашь мне то, что хочу я – я подарю тебе куда больше, чем просто любовные утехи.

Я ведь не перестаю быть демоном, Зверь. А мы, демоны, при всех наших недостатках, не умеем любить одним телом. Мы отдаём ещё и душу. Либо всё – либо ничего.

Я не предам тебя, как предавали другие женщины.

Я буду драться с тобой, спать с тобой, дышать с тобой. И ни в моём сердце, ни в моих мыслях не будет других мужчин, потому что камень не воск и не глина. Он не меняет форму.

Но и от тебя я потребую того же, Миарон. Верности. Сейчас, если хочешь, можешь уйти. Я отпущу тебя, хоть и с болью. Но если останешься и предашь…

Я приблизила к его кроваво-алым губам мои губы и выдохнула в них тихо и спокойно:

– Если ты предашь меня, ты пожалеешь об этом не только в этом мире, но и в том.

Отстранившись, я отошла:

– Подумай, Миарон. Я не буду торопить тебя с ответом. И пойму, если ты исчезнешь вовсе без него.

Глава 13. Лейриан

Туманный желтоватый свет от сферы, следующей за мной огненным шариком, робко пробивался в сводчатое подземелье.

В шахте, тянущейся под королевским замком в качестве потайного хода, во все стороны разбегалось множество коридоров, напоминая злополучные ходы лабиринта.

Коридоры сходились и расходились. Потолок в них то опускался почти на плечи, то поднимался, уходя вверх.

Где-то там, в загадочной глубине чёрных ходов, за наглухо закрытыми дверями, продолжали разлагаться результаты экспериментов Сиобряна.

Иногда мне страшно было даже подумать о том, что и как долго может таиться в этом месте? Во мраке, никогда не озаряемом светом?

Что лучше – подозревать, что чудовище таиться под кисеёй тьмы, следя за тобой голодными глазами? Или точно знать, что оно рядом?

Впрочем, что касается меня, то я всегда предпочитала знать правду, какой бы она не была, а не прятаться, опускаясь до худшего варианта лжи – самообмана.

Пробираясь вперёд то и дело приходилось натыкаться на перегораживающие проход железные решётки и, гремя тяжёлой связкой с металлическими ключами, открывать очередной замок.

Наступив на что-то мягкое, услышав противный писк, я дёрнулась с инстинктивным отвращением – крысы!

Подумать только! Наверху, над этой клоакой самый роскошный дворец в государстве: дорогущие гобелены, кафель, посуда, одежды. А внизу крысы.

На мгновение я показалась себя такой же крысой – крысой, усиленно ищущей выход из лабиринта, куда меня загнали долг и обстоятельства.

Явственно представился Лейриана запертый в толщи этих стен.

Может быть он голоден?

Наверняка думает, казнят ли его или помилуют?

Я остановилась, привалившись плечом к стене.

Захотелось плакать.

Нет, не от жалости к этому юноше, что томился сейчас в темнице неподалёку от меня, а потому, что этой самой жалости было у меня как-то маловато.

Молодой человек был сыном Миарона куда больше, чем моим.

Он никак не ассоциировался у меня с тем младенцем, что несколько коротких дней мне посчастливилось прожимать к груди.

Он был чужой.

Разумом я понимала, что это мой ребёнок. Принимала это. Но…

Но разве могла бы я спокойно есть, спать, разговаривать если бы это Риан или Анэйро томились в темнице?

Мне было страшно прочесть обвинения в глазах Лейриана.

Я пыталась убедить себя в том, что Миарон не посмел бы плохо обращаться с моим сыном, но правда заключалась в том, что оборотень просто не представлял себе, что такое «хорошо» когда дело касалось детей.

По крайней мере так было в годы моего детства. И вряд ли с тех пор что-то изменилось.

Я бы, наверное, трусливо сбежала, если бы не сознание того, что могу быть Лейриану полезна.

Черпая силы в этой мысли, отлипла от стены и побрела дальше.

Подойдя к запертой двери, вставила ключ в замок. С зубодробильным скрежетом провернула его.

Дверь поддалась со скрипом, в любом другом месте показавшимся просто оглушительным, но здесь толстые стены поглощали звуки.

До моего прихода узник спал, скрестив руки под головой, уронив их на выщербленный стол, почти затерявшийся между каменными столбами и скопившейся между ними вековой темнотой.

Хоть и тусклая тень самого себя, звук всё-таки разбудил юношу.

Он, потянувшись, выпрямил спину и повернув голову, поглядел в мою сторону.

Я испытала непонятное волнение.