Чёрная кошка

Я на эти его хохмочки тоже попался. В 64-м проходил практику на «Мосфильме», и для меня не было вопросов к кому идти. Только к Бондарчуку на «Войну и мир». Бондарчук был уже известнейший режиссер, а Толстой мой любимый писатель.

Бондарчук, ассистентом которого я стал, относился ко мне ровно, иногда уделял мне время, мы говорили об искусстве, о Толстом, о его статье, которая Сергея Федоровича особенно потрясла, – «Что такое искусство». Как-то он позвал меня смотреть снятый материал, черновой. Вообще-то это большая честь. Режиссер, обычно, не показывает такой материал никому из съемочной группы. А тут студент-практикант! А что я тогда понимал в рабочем материале – по образованию геолог, потом два года работы на телевидении? Я посмотрел, кое-что показалось мне затянутым, я еще не понимал, что потом все это будет урезываться, сокращаться, приобретет при монтаже совершенно другую динамику. Я стал говорить Бондарчуку, что мне понравилось, что не очень. Он все время говорил: «Да! Ты так считаешь? У-у!..». Я разошелся, тихонечко даже начал покритиковывать. А он все: «У-у!.. Да? Ты действительно так думаешь?» Если сейчас вспомнить, что я наговорил тогда, краска заливает лицо. Правильно говорят: дуракам не показывают неоконченную работу. Это был как раз тот случай. Больше он меня на просмотр материала не звал…

Однажды делегация наших кинематографистов была в Америке, принимали их на высшем уровне, но вот наличных денег не было ни у кого. Кроме, пожалуй, Бондарчука, который к тому времени снял «Ватерлоо». Переводчица была красивая молодая женщина. Таня, эмигрантка. Страшно ненавидела Советский Союз и все русское. Перед самым отъездом она привела их в роскошный магазин, куда даже американцы не ходят, он для определенной очень богатой публики. Таня говорит: «Не хотите что-нибудь купить своим женам?» Даже если бы все собрали свои наличные деньги, им на шнурки от ботинок не хватило бы. Все прекрасно понимают, что над ними издеваются. Бондарчук, как обычно, вокруг смотрит, всему удивляется. «Таня, сколько стоят эти духи?» Она отвечает: «Четыреста долларов. А вы что, купить хотите?» Он говорит: «Да. Выпишите, пожалуйста, чек». Достает бумажник, получает коробочку, рассматривает ее, протягивает Тане: «Это вам, от нас».

Сдружились мы с Бондарчуком в последний год его жизни. Он увлекался живописью, это было его хобби. У него и в квартире на Горького, и на даче – мастерская, мольберт, краски, стены увешаны его работами. И я в то время только-только увлекся живописью. Это удивительно заразительное занятие. Мы с ним вместе рисовали, ездили на этюды…

Всю жизнь он служил одному Богу – Искусству. И все его помыслы и усилия были направлены на решение одной задачи: проникнуть в самые сокровенные тайны Искусства.

...

1996 г.

Послесловие

Недавно показали по телевидению последний неоконченный фильм Бондарчука «Тихий Дон». Ужас! Как мог Сергей Федорович ввязаться в эту грязную историю с заведомо печальным концом? Я бы мог отделаться банальной фразой: художник имеет право на ошибку. Но надо признать, что и время тогда было поганое (конец 80-х – начало 90-х). «Окаянные годы!» Многие художники совершили тогда непростительные ошибки – и в творчестве, и в общественной жизни… Вот уж порадовались его недруги (а у Бондарчука их было мно-ого!). Последний незаконченный фильм позволил им зачеркнуть все, что сделано Мастером. Такие люди помнят только плохое. Для меня же Бондарчук навсегда остался создателем трех шедевров: «Судьба человека», «Война и мир», «Ватерлоо». Для одного режиссера, для одной жизни это очень-очень много.

...

2008 г.

Святослав Федоров

Смотрю на Федорова и поражаюсь: как он молод, сколько в нем энергии!

Большой ученый, крупный администратор – таким огромным предприятием руководит, да еще по всей стране филиалы своей клиники открыл: даже пароход плавает – плавучая клиника Федорова. И на все находит время: и на работу в Парламенте (мы с ним сидим на одной скамье), и ни одной премьеры не пропустит: и спорт! – самолеты, мотоциклы, снегоходы, лошади, плавание, даже шахматы, что уж совсем редкость по нынешним временам (в бывшей шахматной державе мало кто умеет хотя бы передвигать фигуры).

Мы с ним иногда играли в шахматишки. Он играл лучше меня, потому что даже к игре относился серьезно – читал шахматную литературу, анализировал партии.

Как-то захожу в самолет – лечу из Питера в Москву. Смотрю: Федоров. Увидел меня:

– О! А я тебе такую штучку в Королевском гамбите заготовил!

Что значит – приготовить домашнюю заготовку (выражаясь шахматным языком). Это труднейшая работа. Надо провести за доской десяток-полтора часов, изучая дебют, перебирая варианты. И на такое занятие у него находилось время. Человек Возрождения!

Пишу эти строки в аэропорту. Утром пришло трагическое известие: Станислав Федоров погиб. Разбился в вертолете. Зная его характер, уверен – за штурвалом он сидел сам…