Чёрная мадонна

       Где валюта, там и золото. А кто работает с золотом? Конечно же, ювелиры и стоматологи. После первой волны арестов наиболее известных лиц, оказывается, отца Алика приглашали для профилактической беседы. Безусловно, все знали, что он никогда в жизни не работал с золотом. Он гордился тем, что его фарфоровые коронки обеспечивали видимость натуральных зубов настолько блистательно, что его пациенты саму мысль о золотых коронках отметали в корне. Но он был настолько авторитетным человеком среди стоматологов, что знал о них, практически, всё. От него требовали информацию. Давать её он отказался. В ход пошли угрозы. Начали с того, что обещали закрыть любые выезды за рубеж и доступ к редким медикаментам, а закончили угрозами в адрес сына и его красавицы жены.

И тут оказалось, что у его сына огромное количество врагов. Ему припомнили блестящее знание иностранных языков, глубокие знания в области искусства и контакты с иностранцами. Даже такая безобидная вещь, как официальные экскурсии на английском языке по архитектурным шедеврам Москвы, была преподнесена, как попытка фарцовщика наладить связи для создания почвы для купли-продажи валюты. То, что в доме не было найдено ни золота, ни иностранной валюты, никоем образом, не воспринималось ими как доказательство их невиновности. Скорее всего, это приводило к ещё большей озлобленности по отношению к ним.

Когда ей разрешили покинуть квартиру, она поехала в Матвеевское. Там её уже ждали. Схема была та же: обыск и арест. Все её мольбы о том, что она не может оставить свою малышку, столкнулись с жёстким ответом:

– Ничего. За ней присмотрит бабушка. А если не сможет, то её отдадут в детдом.

      В одиночке она просидела полгода. По идее она должна была умереть там. Тюрьма явно не была тем местом, где могут выжить такие хрупкие и беззащитные девушки. Но, как оказалось, она была сильнее чем думала. Спасала поэзия. Она никогда не подозревала, что знает наизусть столько стихов. Спасало искусство. Она воспроизводила в памяти свои любимые картины и пыталась делать их искусствоведческий анализ. Спасала гимнастика и простые рутинные упражнения.

Она потеряла счёт дням. Больше всего её мучил холод. Он пронизывал всё её существо, мешал спать, дышать, отнимал у неё остатки сил. Регулярно её водили на допросы. Множество людей, с которыми она один или два раза сталкивалась где-то на выставках или музеях, или, которых вообще никогда не видела, в подробностях и деталях рассказывали о том, что Алик выступал экспертом для многих иностранцев, желающих купить произведения искусства.

Они сбивались в своих показаниях, лгали и явно пытались угодить тем, кто их допрашивал. Больше всего её рассмешил, неприметный как моль, работник комиссионного магазина, который утверждал, что какой-то француз хотел купить у них картину Шагала, а случайно зашедший туда с друзьями Алик в два счёта доказал, что это не Шагал. Ответом на её смех была жёсткая реплика следователя:

– Напрасно смеётесь. Вам бы поплакать не помешало бы.

Её голова совершенно опухла от такого количества ненужной информации. Она совершенно не знала, как ей реагировать, что говорить. Она просто молчала. Потом ей объясняли, что на самом деле она избрала очень правильную тактику. Тогда она об этом даже не подозревала. Следователи кричали на неё. Но справедливости ради надо сказать, что никто ни разу не поднял на неё руку. Лишь похотливые, грязные, сальные взгляды глубоко ранили её первые два месяца. Потом она превратилась в живой труп. И, конечно же, этот мешок с костями не вызывал ни у кого никакого желания.

      Наконец, наступил день, когда её выпустили из следственного изолятора. Привезли её туда в лёгком платье и босоножках, а сейчас на дворе стояла зима. У неё не было с собой ничего. Ни копейки денег, ни зимней одежды, ни понимания того, куда же сейчас она может поехать. Она не знала куда ей идти, где найти пристанище, как искать дочку, как жить дальше Кто -то сжалился над ней в пункте получения вещей и ей выдали какие-то валенки и старую телогрейку. Каково же было её удивление, когда она увидела у ворот друга Алика. Она знала, это была крепкая дружба, перешедшая по наследству. Дружили их отцы, а тесное общение их сыновей в детстве перешло потом в настоящую мужскую дружбу. Алик иногда её шутливо упрекал, что из-за неё он видится с Максом только на работе в их архитектурном бюро.

Вначале, конечно же, он не узнал её. В этом огородном пугале трудно было признать красавицу- жену Алика. Но, так как она была единственным существом женского рода у этих железных ворот, он всё-таки подошёл к ней. Ещё раз заглянул в лицо. Поздоровался и посадил её в свой старенький автомобиль. Первое, что он ей сказал, звучало как приговор всей её прежней жизни:

– Тебе, конечно же, объяснили, что проживание в Москве тебе запрещено. Едем в деревню. Твоя малышка уже там. У мамы Алика инсульт. Она в больнице. Твоя бабушка умерла. Бакинские родственники отказались забирать твою дочку. Для того, чтобы не отдавать её в детский дом я оформил временную опеку над ней. Всё остальное обсудим позже.