Чёрная мадонна

Правда, особой благодарности на его лице Льюистон так и не заметил. Глядя на Карло, можно было предположить, что он лишь потому нашел дорогу в эту таверну, что приходил сюда всю свою жизнь, и знал имена друзей потому, что постоянно произносил их. Кто-то предложил заказать ему еды, однако вид у него был растерянный, как будто единственная еда, которую он ел до сих пор, готовилась руками его ныне покойной супруги с первого дня их знакомства. По всей видимости, так оно и было.

Карло отказался, а когда предложение было сделано вторично, заметно разозлился. Кто-то налил ему стакан вина, и он, запрокинув голову назад, залпом опустошил его. Затем в дверях возник еще один мужчина, но ему, в отличие от Карло, вина не требовалось.

– Е Adamo! – воскликнул кто-то.

Карло раскрыл объятия, и Адамо, пошатнувшись, шагнул в них. Они оба без всякого стеснения расплакались по поводу смерти супруги Карло. Затем Адамо с яростью грохнул кулаком по столу и закричал заплетающимся языком:

– Eravamo errati! E un diavolo! E un diavolo![43]

– Chi?[44]

– Il ragazzo nella villa gialla vicino a La Rocca[45].

– Е Adamo! – произнес кто-то.

Затем разговор перешел в пьяную перебранку. Этот ребенок святой. Этот ребенок сам дьявол. Он сын Черной матери. Они так любят друг друга. На этом свете так никто друг друга не любит. Адамо пьяным голосом заявил, что Бог накажет этого мальчишку.

Льюистон заплатил по счету и оставил мужчину, у которого умерла жена, рыдать в объятиях Адамо. Выйдя из таверны, он поймал такси и спросил шофера, знает ли тот, где расположена желтая вилла, что рядом с Ла Рокка, занимаемая черной женщиной и ее сыном.

Спустя час Чак уже стоял под утесом, который венчали развалины старого замка. Согласно карте, с которой он сверился, это и была Ла Рокка ди Арона. Доктор был вынужден воспользоваться ею, потому что шофер такси сначала направил его к Ла Рокка ди Анджера, расположенной на другой стороне озера. Когда Льюистон вернулся, обнаружив, что Ла Рокка ди Анджера была слишком далеко от виа Семпионе, он увидел того самого шофера в очереди машин такси. Когда же Льюистон пожаловался, что он привез его не туда, тот просто взял и уехал, бросив его одного и не снабдив никакой информацией. Сказал лишь, что в Ароне нет никакой черной женщины с сыном, а если такая и была, то уже уехала.

Льюистон почему-то подумал, что местные жители в таверне, спроси он их, сказали бы то же самое, даже несмотря на то, что он услышал о ней в их разговорах. Чужакам, сующим нос не в свои дела, здесь явно не рады. Эти люди были верны друг другу. До скалы Льюистон добрался пешком, и теперь, обойдя Ла Рокка ли Арона, шагал по виа Семпионе, выискивая глазами желтую виллу.

Увидев ее, он на мгновение остановился, прижавшись к воротам, пока мимо него проносились машины. Неужели здесь жили Мэгги и ее сын? Черная женщина, как и его жена? Льюистон задрожал, прижавшись к воротам. Во рту у него пересохло, стоило ему вспомнить зеленый «Порше» и серебристый «Астон-Мартин» и одинаковые записки. «Смотри, не сорвись в пропасть. С приветом, Чак. С приветом, отец». Стоя у ворот под стенами желтой виллы, Льюистон с болью вспоминал свою прошлую жизнь, дом, гордость за то, что он спасает чьи-то жизни. Тем, что он делал сейчас, вряд ли можно было гордиться.

Чак толкнул ворота. Те оказались не заперты, и он вошел внутрь. Ему не давал покоя вопрос, что с Сэмом и почему тот задерживается. Почти сразу же он споткнулся о брошенный детский двухколесный самокат. Такие самокаты вошли в моду десяток лет назад, когда Льюистону был поручен уход за Красавчиком Джонсом. Он хорошо помнил переломы, вывихнутые локти и разбитые коленки, заполнившие их приемное отделение, а также сотрясения мозга, ссадины, растяжения и вывихи.

Интересно, задумался Льюистон, надевает ли мальчишка, которого он пришел убить, шлем, наколенники и налокотники, когда катается на самокате? С этими мыслями он тяжело опустился на траву, сел, подтянув колени под подбородок, опустил голову и попытался отдышаться.

– Chi è là fuori?[46] – услышал он строгий мужской голос, который тотчас заставил его вскочить на ноги. Стараясь не дрожать, он поднял взгляд и увидел перед собой Феликса Росси, человека, с которым у него, как выяснилось при первой их встрече, было так много общего – и одновременно так мало. Росси смотрел на него сквозь распахнутые ставни. Глаза его были широко открыты от ужаса, как будто он только что стал свидетелем конца света.

– Доктор Росси, это я, – сказал Льюистон.

– Кто такой «я»?

– Доктор Льюистон. Чак Льюистон. Я ухаживал за Сэмом.

– Вы приехали в Арону? – Росси бросил взгляд на дорогу. – Как? И зачем?

Льюистон почувствовал, как у него взмокло под мышками.

– Сэм позвонил мне и сказал, что он здесь…

– Сказал вам, что он здесь? Невероятно! С другой стороны, почему это должно меня удивлять?

«Может, Даффи уже убил мальчишку?» – подумал Льюистон.