В самом деле: кому и зачем нужно лезть в память чужого вычислителя? Что может заинтересовать обывателя Желтого Пояса в материалах Адмиралтейства? А если все же оный обыватель случайно забредет в память адмиралтейского вычислителя, блуждая по Паутине? Увидит вежливое предупреждение: «Извините, здесь хранится служебная информация, доступа к которой у вас нет» и просто оставит негостеприимную страничку. А чем привлекательна для офицера Белого Флота информация вычислителя ихтиологической лаборатории из Черного Пояса? В общем, мотив удовлетворения нездорового любопытства отпадает совершенно.
Теперь о резоне выгоды. Быть может кому-то придет на ум, взломав банковский счет перекачать на собственную сберегательную книжку пару-другую миллионов? Абсолютная бессмыслица! Отсутствие в империи крупной частной собственности вызовет незамедлительный вопрос окружающих: «Откуда доходы, братец?»
Мотив удовлетворения от причинения неприятностей другим? Влез в чужой вычислитель, вычистил память, стер, что мог, и злобно хихикаешь, потирая шкодливые ручонки… Нет, ничтожно мала вероятность и такой мотивации. Островитяне единодушны в своем отношении к вандализму. За нарочно сломанное отпрыском деревце родители отдуваются так долго и обильно, что более серьезные прегрешения вообще трудно представить. Да и потом невообразим настолько интеллектуальный вандал, способный преодолеть защитные шлюзы «Паутины» и не оставить своего обратного адреса, по которому его легко разыщут. А там — одна перспектива: на Казхук в чем мать родила.
Шпионаж? Но я уже, кажется, достаточно подробно объяснил по каким причинам Империя практически неуязвима для разведок Континента.
А теперь представим себе, что «струпы»[2] обнаружили следы мощного несанкционированного проникновения, допустим, в правительственные вычислители. Что они предположат, как будет реагировать контрразведка, остается только гадать, не ограничивая себя в полете фантазии.
Нет, взламывать информационную сеть не следует ни под каким видом.
Черная пешка
Всеслав достал из кармана и еще раз перечитал скромную пригласительную открытку:
«Многочтимый Бидзанби Да!
Мы получили письмо с острова Цаззалха от учительницы Цзанхаги Аги и ее дочери Оки. Они поведали, как Вы боролись за жизнь девочки и как, благодаря Вашей вере в чудо, последовало выздоровление. Оки осталась среди нас, а демон страшного неисцелимого недуга покинул ее.
Община Монастыря Целителей гордится честью пригласить Вас в день Полей и Зверей на наше скромное празднование. Не откажите общине в удовольствии выразить Вам признательность за участие к судьбе ребенка.
Мы горды тем, что живем рядом с Вами.
С преклонением перед Вами — Старшины монастыря».
Всеслав смущенно хмыкнул. Он приехал утренней электричкой, расспросил у словоохотливого дежурного по станции как пройти к Острому Отрогу и вот теперь, после получасового подъема по серпантинной дороге, достиг цели.
Монастырь Целителей был выстроен на базальтовой скале с плоской вершиной площадью не больше гектара. Говорили что монастырь стар, его будто бы основал внук Хага Удачливого. Но вообще-то здешние монахи не вели записей, и никто точно не знал, когда был построен монастырский комплекс. Под монастырём в глубину горы, словно корни древнего дерева, уходили тоннели, галереи, коридоры с пещерными покоями, которые век за веком становились все глубже и запутанней.
Отвесные бока скалы переходили в гладкие каменные стены с высокими и узкими окнами. К монастырю вел неширокий арочный мост, перекинутый через пропасть. Первым гостем, судя по всему, Всеслав не был. Кто-то впереди уже прошел по мосту и входил в распахнутые ворота. Высотобоязни у Лунина не было, однако и «альпинистскими позывами» он никогда не страдал. Вот и сейчас он с неодобрением рассматривал горбатую спину моста. Последним гостем, кажется, ему тоже не суждено было стать: позади послышались голоса, приглушенные густым кустарником. Всеслав вздохнул и неспешной, но подчеркнуто беззаботной походкой направился к монастырю. Он старательно смотрел только вперед и почувствовал облегчение, когда ступил на ква-дратную площадку перед воротной башней.
У распахнутых дубовых створок стояли два монаха в длинных темно-вишневых одеяниях с широкими рукавами и откинутыми на спину капюшонами. Всеслав предъявил им пригласительную открытку, они с уважительным поклоном указали на вход.