Чёрная свеча

И в тот раз отец высоко его подбросил, он стал выше деда и улыбающейся мамы. Он летал до тех пор, пока ему не стало страшно. Затем они остановились у портрета бородатого человека с цепкими глазами, чуть прищуренными и лукавыми. Мальчик впервые увидел их так близко, перестал смеяться… У отца напряглись руки, стали неудобными, жёсткими, чужими, это были руки, выполняющие неприятную обязанность. Глаза напротив продолжали разглядывать мальчика с требовательной строгостью, ему захотелось опуститься на землю. Он по-детски просто и правильно оценил приближение насилия и тоже сжался, как отец, они уже были едины в чувстве, но один собирался солгать, другой был ещё слишком мал, чтобы понять назначение лжи.

— Кто это? — отец подносит мальчика вплотную к портрету.

— Ленин, — произносит он, отвечая глазам напротив.

— Дедушка Ленин. Ну скажи: дедушка Ленин.

— У меня есть дедушка. Мне хватит.

— Ленин — дедушка для всех советских детей. И для тебя.

— Мне другого не надо.

Отец едва справляется с раздражением. Он — командир, привык, чтобы его слушались, и сам умеет слушаться. Голос звучит с натянутым спокойствием:

— Ильич был очень добрым человеком, другом детей. Великим революционером и мыслителем. Ленин думал о твоём будущем.

— Мой дед сказал — нашу церковь сломал Ленин. Это правда, папа?

Взгляд отца блуждал по окнам, он силился найти убедительный ответ, а щёки его уже не дышат весной и сиренью, сквозь поры, пробивается устойчивый запах конского пота. Такой же свежий, острый запах отец приносил с собой после учений, вместе с пылью на хрустящей портупее и ножнах сабли.

На этот раз отца привёз блестящий автомобиль, но запах конского пота остался при нём и стал ещё более резким, после того как он не смог справиться с вопросом сына. Красный командир был растерян, вместе с тем — сердит. Быстро опустил мальчика в не успевшую остыть постель, молча пошёл в гостиную. От резкого звука шпор неприятно тренькает в ушах. Что-то произошло, отчего хочется плакать или вскочить и нарисовать поссорившему их Ленину рога. Мальчик прячет лицо в мягкую подушку. Наступает темнота, поверх которой остаётся напряжённый детский слух.

Наверное, сердитый там, в гостиной, но в детской просто голос без окраса, сказал:

— Ты мог не делиться своими соображениями относительно Ленина с внуком. Он — вождь. Я сражался под его знаменем и за его дело.

— Твой вождь, Сергей, ты и объясняй. Для меня он — мучитель русского народа, палач царской семьи. Нынче мой вождь — Иисус Христос. За ним иду!