Заметив нерешительность Эдварда, Родион Александрович расхохотался:
— Вижу, думаешь, что мне ответить. Надо бы сказать, что отдашь кольцо, а ведь не хочется! Ой как не хочется. Правда? Что-то мне подсказывает, что ты отдал бы кольцо. Ну и дурак был бы! Что, шокировал я тебя? Не ожидал такого ответа? Да ты не переживай, я ведь не больной и не святой. И не интеллигент, хотя порой и сожалею об этом.
Он встал, подбросил в огонь несколько березовых поленьев и вновь устроился напротив Эдварда, наполнил его стопку.
— Давай пей. Впрочем, я не неволю, но под хорошую закуску не захмелеешь, парень. А домой тебя мои орлы доставят в целости и сохранности, ни один волосок не упадет с твоей головы.
Шелковников поднял стопку:
— Как это по-эстонски сказать — на здоровье? Не обессудь, всю жизнь живу в Эстонии, но ничего кроме «здравствуйте» и «до свидания» не знаю. Да нам, нарвитянам, это и не надо было никогда. Сейчас начали гнобить — учите язык, а то без работы останетесь. Мне-то это не грозит, я всегда при работе. А вот молодежи нашей туго приходится.
Кстати, расскажу тебе одну прикольную историю. Был у меня знакомый из интеллигентной питерской семьи — Роман Маркович, который во время блокады попал в Эстонию, и назад в город на Неве ни его самого, никого из семьи так и не пустили, заявив, что «хромает» пятый пунктик, хотя он к этому пунктику не имел отношения… Что такое этот пресловутый пятый пункт анкеты, ты знаешь? Вижу, что нет. Национальность. Думали, что Роман Маркович — еврей.
Родион подкинул в камин несколько чурбаков.
— Кому-то из вологодских плебеев досталась их просторная квартира и шикарная библиотека. Работал я когда-то с этим человеком, пока меня не посадили за решетку за смертельный случай на моем участке. Я горным механиком на шахте был в то время, Роман Маркович работал в научно-исследовательском институте, бывал у нас на шахте часто. Интересный, хочу сказать тебе, человек. Многое порассказывал мне о жизни. Так вот, родная сестра его матери — молодая балерина — оказалась году в сорок втором за границей, в Германии. После окончания войны она так и не смогла, а может, не захотела, вернуться в Союз. Получив хорошее воспитание и классическое балетное образование, она была востребована в разных балетных труппах. И пошла судьба ее носить по странам и весям. В последние годы она, уже старая женщина, жила до самой смерти в Америке, но поначалу, как рассказывал Роман, пригнали ее в Германию, и она к концу войны уже свободно говорила на немецком. Неожиданно, уже в сорок пятом, случилось ей оказаться в Англии, причем в высшем обществе, на банкете для особо избранных. Приемы у знати для нее были не в новинку, потому что ее — молодую, красивую и талантливую, с удовольствием принимали у себя сливки немецкого общества, и она спокойно и комфортно чувствовала себя в такой обстановке — всегда была готова поддержать любой разговор, рассказать смешную историю.
Но в Англии, на этом приеме, сложилась особая ситуация. И дело вовсе, как ты, вероятно, догадался, не в чопорности английской знати или в напористости американских дипломатов и генералов, тоже приглашенных в честь победы над Германией на банкет, а в самом элементарном — в незнании английского языка. Наша балерина знала по-английски лишь два-три десятка коротких бытовых фраз, да и те, за исключением «привет» и «меня зовут…», мгновенно испарились из ее очаровательной, но совсем неглупой головки. И тут к ней подходит капитан военно-воздушных сил Ее Величества королевы Британии и спрашивает: отчего это такая изумительно красивая девушка пребывает в гордом одиночестве и почему она не произнесла ни единого тоста в честь союзников — американцев и англичан? Балерина с трудом поняла капитана и, путая английские и немецкие слова, объяснила бравому пилоту, уже нетвердо державшему равновесие в силу обилия выпитого, что она — не американка и не англичанка, а русская.
«О! — В восторге воскликнул капитан. — Вы здесь — единственный представитель вашего героического народа, поэтому вы просто обязаны произнести тост в честь союзников от имени страны, победившей фашизм. Я вам сейчас напишу этот тост». И, отыскав клочок бумаги, быстро нацарапал недлинную фразу, посоветовав балерине прочесть ее пару раз, чтобы не запнуться, когда надо будет произносить эту фразу перед большой публикой.
Оставив девушку одну, пилот стремительно направился к устроителям банкета и сообщил, показав на нашу балерину, что она русская и хочет сказать тост в честь страны-победительницы — Советского Союза.
Лица бывших союзников по антифашистской коалиции, с удивлением узнавших, что среди них находится русская девушка, которая была представлена им как молодая, подающая надежды балерина из Германии, застыли в почтительном молчании.
Наша красавица встала и, испытывая некоторую неловкость от того, что впервые в жизни читает тост по бумажке, набрала в легкие побольше воздуха, медленно выдохнула его и, стараясь не запутаться в чужом почерке, произнесла написанное.