Чёрное. Белое

«Кто он мне такой, чтобы решать, где мне появляться, а где нет!» – подает голос ущемленное самолюбие, и я, поддаваясь его настроению, с вызовом кидаю:

– Что я буду тебе должна?!

– Ничего.

Усмехаюсь. Я не верю ему. Это как раз тот случай, когда предложение изначально содержит подвох и к чему-то меня обяжет. Я это подозреваю каким-то седьмым чувством.

– Мне не нужны твои деньги! – выбрасываю ему в лицо.

Мы сталкиваемся взглядами, как борцы на ринге – кто кого – и эмоционально смотрим друг на друга, пока я, снова не сдав позиций, в третий раз поворачиваюсь к двери и кидаю напоследок, опять вернув дистанцию между нами, павшую сегодняшним утром:

– Если я не устраиваю вас как сотрудник, сообщите мне это официально!

Вылетаю из машины и несусь к входу с пылающими от волнения щеками, все еще негодуя от его фразы «не хочу больше тут тебя видеть». Что я вчера такого сделала, что Марк, сам настоявший, чтобы меня взяли, сейчас не хочет, чтобы я работала в его клубе?! И еще говорят, что это женщины непостоянны!

Открываю гримерку, там, естественно, никого нет, и первым делом хватаю телефон. Пару пропущенных от Оксаны и Нади, много от мамы. Чувствую невероятное угрызение совести, что заставила ее волноваться, и звоню.

Не давая ей даже произнести «алло», а тем более ничего спросить, я сразу после соединения тараторю:

– Мама, привет, прости, что не отвечала! Телефон был на беззвучном, и еще на работе устала... Со мной все хорошо.

– Я волновалась… – слышу в ответ, и мое сердце сжимается от звука любимого голоса. Горько улыбаюсь и шепчу:

– Прости, я не хотела! Я люблю тебя!

– И я тебя! – и через секундное молчание: – Ты где сейчас?!

– В универе на парах. Я попозже приеду, – с трудом выталкиваю из себя.

– Хорошо.

Разъединяюсь, переодеваюсь, оставляю вещи Марка в своем шкафчике, но никак не могу избавиться от гадкого чувства, что вызвала во мне ложь. Вот она моя действительность. Я все больше и больше отхожу от своего принципа не врать. Промолчать, перевести разговор, но не врать! Я с каждым новым днем становлюсь другой. Такой, какой никогда не хотела быть. Понимаю, что дальше будет только хуже: ложь будет как клубок наматываться и становиться все больше, но мне уже не сойти с поезда, что несет меня во мрак другой не нравящейся мне жизни. Снова откладываю неприятные мысли в сторону. Это уже стало для меня обычным, боюсь: это скоро войдет в мою привычку, но сейчас я не в состоянии думать ни о чем. Я до сих пор чувствую себя плохо, утро мое было ужасным, а в данный момент мне надо быстрее попасть туда, где я должна была быть еще три часа назад.

В университет я впритык успеваю к третьей паре и, встретив удивленную Оксану, вру уже ей о причинах своего опоздания. С горем пополам отсиживаю полтора часа и лечу домой, чтобы хоть немного побыть с мамой и набраться стимула для того, чтобы ночью выходить на сцену танцевать стриптиз.

Опоздание – с детства для меня признак дурного тона, и сегодня, уже один раз нарушив свои внегласные правила, я вышла из дома заранее. Я хочу прийти на работу вовремя. В итоге, как всегда, бывает, когда не торопишься, приезжаю в клуб на полчаса раньше требуемого.

Сунувшись в свой шкафчик, уперевшись глазами в вещи Марка, я решаю воспользоваться появившимся временем и вернуть их ему, предотвратив все ненужные вопросы от Нади и других девочек. Понимаю, что вещи надо отдавать чистыми, но я не могу, не спалившись, сделать этого так, что мне придется спрятать свои принципы, а ему постирать самому.

Идя по коридору, шаг за шагом приближаясь к цели, я чувствую ускоряющийся пульс, будто с каждым шагом я добавляю скорость, и сердце наращивает мощь, помогая мне в этом.

У двери я пытаюсь успокоиться, но этот человек и мое спокойствие – это как день и ночь – несовместимы и существуют только порознь. В итоге бросаю эту затею и стучу.

Голос, разрешающий зайти, ватные ноги, его глаза, изучающе проскользившие по моей фигуре и остановившиеся на лице.

– Я принесла вещи, – бормочу я, как двоечница у доски, а он сухо отвечает:

– Положи на диван.

Я выполняю, оборачиваюсь. Марк изучает какие-то бумаги и всем своим видом показывает, что ему безразлично мое присутствие. Ну да, конечно, он же говорил, что не хочет меня видеть в своем клубе. Почему же меня это так задевает?! Я и сама собираюсь остаться здесь ровно на столько, чтобы рассчитаться с долгами. Сглатываю ком обиды и стремительно направляюсь к выходу. Он ничего не говорит и, итак, не слишком хорошее настроение пикирует вниз. А что я хотела?!

Влетаю в гримерку, будто за мной гонятся черти, и сталкиваюсь с удивленным взглядом Нади.

– Ты чего трубку не берешь?!

– Телефон на беззвучном. Не слышала, – выдыхаю я, понимая, что вру уже всем. Сначала я была у Марка, и мобильный не был в пределах моей досягаемости, потом на парах, где я не могла нарушить тишину, а дома разговаривать с Надей я не стала, поскольку рядом была мама.

– Я волновалась, когда ты вечером пропала. Что-то случилось?!

Молчу и не знаю: признаваться в произошедшем или нет.

Надя смотрит на меня рентгеновским взглядом, и я сдаюсь.